Нанок произнес эти слова на одном дыхании, постаравшись вложить в них всю силу убедительности. Ему даже показалось, что он тронул душу старика.
Нотанват изумленно смотрел на Нанока. Губы его странно подергивались, а глаза постепенно темнели от гнева.
— Что ты сказал?
— Наш музей готов купить ярангу.
— За деньги?
— Конечно! И за большие!
— И это ты говоришь мне — Нотанвату, оленеводу, настоящему чаучу,[9] чтобы я продал свою ярангу?
— Что тут плохого? Она вам все равно не нужна.
— Значит, если я охромею на одну ногу, ты эту ногу тоже можешь, купить? В больнице нынче и не такое делают. Хирург из Провидения Юра Папо запросто режет.
— Это совсем другое. — Нанок не понимал гнева старика.
Нотанват едва сдерживал себя: со сжатыми кулаками и сузившимися глазами, по-настоящему разгневанный.
— Ты лучше уходи, — тихо сказал Нотанват. — А то я сильно рассержусь. Скорее уходи!
Тутына вскочила и посоветовала Наноку:
— Правда, лучше уходите. Вам не следует оставаться здесь!
Следом за ней встал Иван и проводил Нанока в прихожую. Торопливо извиняясь, парень бормотал:
— Старик просто бешеный. Я с ним такого натерпелся! Рассказать — так вы и не поверите. Задеть его гордость все равно что разозлить белого медведя… А так он ничего.
Иван вышел вместе с Наноком на улицу.
Яранга стояла рядом. Рэтэм был аккуратно подоткнут, и вся она была ладная, аккуратная, ничего лишнего не было, как и полагается настоящему тундровому жилищу, которое можно очень быстро свернуть, упаковать на нарту и перевезти на новое место.
— Дед, в общем-то, добрый по-своему, — продолжал защищать своего тестя Иван. — При желании его можно уговорить. Ведь согласился же он жить сначала в селении, а сейчас уже и в дом собирается. Не очень сердитесь на него. Он скоро отойдет — так что приходите к нам еще, не бойтесь.
Нанок, растерянный и обиженный, вяло отвечал:
— Да ничего. Не беспокойтесь. Я все понимаю.
А сам переживал такую горькую обиду, которой ему давно не приходилось испытывать… Ничего хорошего в этом старике нет — это просто сумасброд, привыкший командовать и повелевать. Очень возможно, что он был когда-то владельцем большого стада, а теперь он зол на весь мир и отводит душу вот на таких, как Нанок. Нанок и на себя был сердит, вспоминая, с какой поспешностью он вышел из дома, Честно признаться: это было самое настоящее бегство. Подумав об этом, Нанок покраснел и торопливо оглянулся, словно кто-то мог подсматривать за ним.
На улице никого не было. Возле домов лежали дремлющие собаки, а далеко впереди маячила чья-то фигура. Не желая ни с кем встречаться, Нанок свернул к морю, дошел до маяка и уселся на гальку; Глядя на спокойное море, на низкий, мерный прибой, он понемногу успокаивался и начинал размышлять здраво, стараясь понять, почему так болезненно отнесся Нотанват к предложению продать ярангу.