– И о нем тоже, – рассмеялась Джорди. – Обо всем прекрасном.
Оливия, окруженная старичками, выслушивала очередную теорию профессора Боссонга, вставляя время от времени остроумные замечания. Об этом Джорди могла судить по раздававшемуся вслед за ними смеху слушателей. Профессор вырядился во фрак, отчего его высокая и худая фигура с прямой осанкой только сильнее выделялась на общем фоне.
Сегодняшняя Оливия была еще более уверена в себе, еще более неотразима. И у Джорди перехватывало дух от восхищения при взгляде на нее.
Хотя внешне в поведении молодой женщины, можно сказать, ничего не изменилось, девушка чувствовала, что воздвигнутая с момента безответного ночного поцелуя стена исчезла. Оставалось дождаться того самого мгновения, когда назревающая действительность прорвется сквозь последние остатки прежней, отжившей реальности, от которой осталась лишь видимость, имеющая силу только для стороннего наблюдателя. И то самый сообразительный должен был бы разглядеть подтекст в происходящем.
Оливия, улыбаясь и разговаривая со всеми, то и дело смотрела на Джорди, выискивая ту в праздничной толпе.
Джорди не было нужды ловить эти взгляды, она чувствовала их спиной, плечами, руками. И знание того, что Оливия любуется ею, опьяняло.
Джорди была возбуждена и спокойна одновременно. Одна ее часть вовсю предавалась всеобщему веселью и радости, другая превратилась в чуткого наблюдателя. Когда же? Когда произойдет то, чего она так ждала?
Алкоголь ее не интересовал, как и Оливию. Девушка хотела сохранить свое сознание ясным и незамутненным. Оливия, по всей видимости, тоже.
Вокруг мелькали улыбки, слышался возбужденный голос Майкла, призывающего к вниманию, но Джорди видела только Оливию.
Она не помнила, в какой момент в ней зародилась уверенность, что Оливия создана именно для нее. Несмотря на все свое отношение к жизни как к волшебной живой отвечающей твоим мыслям и эмоциям реальности, Джорди всегда до этого момента считала выражение «созданы друг для друга» некоторым преувеличением. Потому что никогда раньше не испытывала этого чувства. Влюблялась, любила, хранила верность, но вот этой уверенности, что человек перед тобой создан мирозданием именно для тебя и только ты сможешь сделать его счастливым, этой уверенности никогда раньше не было. До этого момента.
Сейчас же Джорди просто знала, что никто не сможет любить Оливию так, как она. Оливия была для нее не просто самой прекрасной женщиной на свете, она была единственной. И Джорди знала, что вся она, вся ее любовь, существуют именно для этой женщины. Ни для кого другого.