— Неужели, девочка, ты могла подумать, что я забыл твои прекрасные зелёные глаза? — увидела она перед собой лицо Фредерика. — Твои эмоции заслуживают нашего пристального внимания, а забывчивость и невыполнение важной договорённости стоит твоей маленькой жизни.
— Я выполню ваши условия.
— Обязательно! После того, как сделаешь свою работёнку на саксофоне перед публикой после турнира, — принижая значимость Евы в этом бренном мире, прошипел Фредерик.
— Ты под нашим пристальным наблюдением. Не успеешь опомниться, как со своей дудкой будешь ублажаешь менее чувствительного к музыке клиента в обшарпанной комнатёнке дешёвого кафе в Бангкоке.
В ответ Фредерик Робер увидел как заискрили глаза гордячки холодным металлическим блеском, и понял, что в угрозах перестарался.
Ева вошла костюмерную и через некоторое время появилась в концертном платье.
— Поверь мне, мистер Хидли умеет быть щедрым с теми, кто выполняет поставленные задачи, — обескураженный красотой девушки, — попытался всё исправить Федерик.
Ева погасила свой гнев и вернула решимость, обретённую прошедшей ночью. Она спокойно выслушала инструкции о том, где её будет ждать автомобиль после выступления, как ей нужно вести себя в банке и как отвечать на возможные вопросы по столь крупной сумме. И что деньги она должна отдать самому Майклу Хиндли в его машине, номер которой она узнает позже.
«Не рой яму другому, потом тебе же закапывать»
Мы сели на свои места. Количество фишек в стэках заметно поубавилось, организаторы турнира обменяли их, подняв номинал каждой, поэтому стопка в полтора миллиона у Грокмена, занимавшего третью строчку и отстающего более чем на девятьсот тысяч от стэка англичанина, имела весьма скромный вид. Первые пять-шесть раундов никто не рисковал, дело порой не доходило до флопа. Пирамидка американца заметно убывала, съедали обязательные ставки, и он начал нервничать. Он понимал, что надо рисковать, но, видимо, приходила слабая карта, и он после малой ставки противника уходил в «пас». Наконец он коллировал ставку Тронтона. Крупье открыл очередной флоп: разномастные валет, семь, шесть. Грокмен объявил «All in», англичанин не торопился сбрасывать карты, он пристально всматривался в лицо соперника и, пытаясь найти какую-то подсказку, спросил, улыбаясь в рыжие усы:
— Наверно, у тебя две пары, что-то ты больно резво…. А если у меня два валета, не боишься?
— Давай посмотрим, я свой ход сделал, слово за тобой, — невозмутимо ответил Гордон. Время на обдумывание хода подходило к концу, англичанин ещё раз взглянул на свои карты, тяжело вздохнул и сбросил в «пас», тем самым заметно улучшив настроение американца. «Неужели блефовал? Что ж, выдержке позавидуешь», — подумал я, понимая, что с малым стэком другого пути у Грокмена просто нет. Тем временем американец стал играть более агрессивно. Делая приличные ставки или отвечая рейзом на наши, он создавал впечатление наличия у него хорошей карты и «воровал» анте и блайнды, понемногу увеличивая свой стэк.