Весьма велика вероятность, что французским агентом на Мальте является указанный Грэхэмом Лесюер, и Рэй не смог его схватить: вероятно, это к лучшему — скормить Лесюеру фальшивку через Лауру куда полезнее, чем привязать к столбу перед расстрельной командой. Но «накормить» его нужно быстрее, до того как «Сюрприз» отчалит, ибо не проконсультировавшись с сэром Джозефом или одним из его близких коллег, Стивен не хотел доверять это дело кому-либо еще на Мальте, и, естественно, до того, как информация о смерти мистера Филдинга распространится — когда это произойдет, Лауру нельзя будет использовать. Не только Лесюер не поверит фальшивым сведениям из ее уст, но поскольку в ее власти (и ее интересах) будет выдать Лесюера вместе со всей организацией, он устранит Лауру. Став бесполезной, она исчезнет.
Все это он прокрутил в голове почти мгновенно, пока просматривал письмо, но не сказал ни слова. Стивен пришел к тем же выводам, что и в первый раз, но теперь стало известно куда больше фактов, и он почти совершенно уверился в этом, а симпатия к Лауре заставляла действовать безотлагательно. Он выдумал тот же утешительный ответ, что и раньше, и беседа перешла на технические аспекты её связи с агентами разведки.
Сейчас Лаура уже не так соблюдала осторожность и дала подробное описание Лесюера и некоторых его коллег, а также сообщила о преступной легкомысленности Базилио — к примеру, тот сказал ей, что доктор Мэтьюрин не должен был отправиться на Красное море: его место предстояло занять другому человеку. Из всего сказанного стало ясно: кто-то совершил ошибку, а то и смертный грех, недооценив женскую власть, и даже если Лесюер не курсе, что она опознала его, но совершенно очевидно - Лаура слишком много знает о его агентурной сети, и он не может допустить ее провал.
— Итак, — заговорил Стивен после долгой паузы, затем его лицо просветлело. — Вот она, — продолжил он, указывая на виолончель, стоявшую у стены около рояля Лауры. — Как же я тосковал о ней в последнем плавании.
— Вы думаете о виолончели, как о женщине? — спросила Лаура. — Она мне представлялась такой мужской. Басовитой, даже небритой.
— Мужчина или женщина, — ответил Стивен, — лучше бы вам приготовить нам кофе и доесть свой ужин, который я наполовину уничтожил, Господи прости меня, бездумного, и тогда можно сыграть отрывок, который мы мучили в прошлый раз. Мужчина или женщина, — пробормотал он, вытаскивая инструмент из жесткого футляра, — какая разница.
— Что вы сказали? — донесся голос из кухни. Очевидно, Лаура еще ела.
— Пустяки, пустяки, дорогая: всего лишь ворчу.