– Хочешь, пойдем погуляем? – прошептала она.
– Да, – кивнул Гомер, не выпуская ее руки.
Они отошли от кассы и спустились к реке. Кенди посмотрела на воду и прижалась к Гомеру.
– Ты, наверное, коллекционер, – сказала она тихо, но так, чтобы шум реки не заглушил голоса. – Собираешь завитки с женских лобков. У тебя для этого была возможность.
– Нет, – сказал Гомер.
– Но ведь это правда волосы с лобка? – сказала она, стараясь вырвать кулак из руки Гомера. – Мои волосы, да?
– Точно, – ответил Гомер.
– Зачем они тебе? Только говори правду.
Гомер никогда никому еще не говорил: «Я тебя люблю» – и понятия не имел, как трудно произнести эти слова. И конечно, он объяснил себе незнакомую боль, сжавшую сердце (мускульный мешок в груди), недавним известием, вычитанным в письме доктора Кедра. То, что он чувствовал, было любовью, а он подумал, сердечный приступ. Он отпустил кулак Кенди, прижал обе руки к груди. Ему уже чудилось холодное прикосновение прозекторских щипцов, он знал, как вскрывают трупы. Никогда в жизни ему еще не было так трудно дышать.
Кенди взглянула на него, увидела его лицо, кулак сам собой разжался, она схватила Гомера за руки. И конечно, светлый завиток вырвался на свободу, порыв ветра подхватил его, закружил над рекой и унес во тьму.
– Тебе плохо? Это сердце, да? – спросила Кенди. – О господи, не говори ничего и ни о чем не думай!
– Сердце? – сказал Гомер. – Ты знаешь про мое сердце?
– И ты уже знаешь? Пожалуйста, не волнуйся! – умоляла она.
– Я тебя люблю, – слабо прошептал Гомер, точно это были его последние в жизни слова.
– Знаю. Но не думай об этом. Ради бога, не волнуйся. Я тоже тебя люблю.
– Любишь?
– Да, и Уолли тоже, – поспешила прибавить Кенди. – Я люблю тебя и Уолли. Но пожалуйста, не волнуйся. И ни о чем не думай.
– Откуда ты знаешь о моем сердце? – спросил Гомер.
– Мы все знаем. И Олив, и Уолли.
То, что было не очень внятно изложено в письме доктора Кедра, в устах Кенди прозвучало с непреложностью факта, и сердце у него затрепыхалось еще сильнее.
– Не думай о своем сердце, Гомер! – сказала Кенди, крепко обнимая его. – Не волнуйся ни из-за меня, ни из-за Уолли и вообще ни из-за чего.
– О чем же мне думать?
– О чем-нибудь хорошем. – Она посмотрела ему в глаза и неожиданно сказала: – Не могу поверить, что ты все это время носил в бумажнике мои волосы. – Но, увидев, что Гомер нахмурился, прибавила: – В общем, ладно, я, кажется, понимаю. И из-за этого не волнуйся. Хотя это странно, но в этом есть что-то романтическое.
– Романтическое, – повторил Гомер, обнимая девушку своей мечты, всего-навсего обнимая. Более интимные прикосновения запрещены всеми мыслимыми и немыслимыми правилами. И он попытался списать боль в сердце за счет того, что доктор Кедр назвал бы нормальной жизненной ситуацией. Это и есть жизнь, внушал себе Гомер, прижимая к себе Кенди. И постепенно их слившиеся фигуры стали сливаться с ночной тьмой и плывущим с реки туманом.