– Дело в том, что он не имеет права писать тебе любовные письма, вот и все. Если, конечно, можно назвать эту дрянь «любовными письмами»…
– Лорд Лонгмор, успокойтесь!
– А я думал, что уже стал для тебя «Гарри». Или это тоже притворство?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Он и сам не знал, что имел в виду. И упорно смотрел на письмо в ее руке. Ах, эти руки, ее мягкие руки… Она так ласково ерошила ими его волосы… И делала вид, будто хочет его задушить. А потом держала его возбужденную плоть и говорила, что хочет его…
– Как он смеет?! – взорвался Лонгмор. – Как он смеет говорить, что очарован тобой? Как смеет уверять, что сбит с толку? Он ведь даже не знает тебя!
Склонив голову к плечу, Софи внимательно посмотрела на любовника.
– Гарри, что с тобой? Он всего-навсего пишет то, чего, по его мнению, ожидает мадам.
– Да-да, говорит все, что ожидает услышать женщина. А сам думает только о ее грудях и о том, что у нее между ног.
– Да, верно. Но он ведь и пытается затащить меня в постель… Гарри, что с тобой? Ты же сам сказал, что абсолютно спокоен. Я думала, мы все уладили. Сколько еще мы должны совокупляться, чтобы ты, наконец…
– Мы не совокупляемся, – процедил он.
– Но дамы не употребляют более короткое слово.
– Мы любим друг друга! – Он вырвал у нее письмо, смял в комочек и отбросил. – Мы с тобой любим друг друга, ясно? В этом вся разница. И не его это дело пытаться обольстить тебя в своем безграмотном идиотском письме. Я не пишу тебе безграмотные идиотские письма, от которых тошнит, только потому, что я…
Гарри осекся, вновь испытав это странное ощущение счастья и несчастья одновременно. Словно его с размаху ударили ножом в сердце…
Он долго смотрел на Софи. Руки ее были сложены на груди, а пальцы – снова в чернилах. Но щеки на сей раз чистые.
Граф откашлялся и проворчал:
– Я не пишу тебе письма и не говорю… – Он вдруг снова умолк. И вернулся в спальню.
Чуть помедлив, Софи пошла за ним.
А он молча собрал одежду с пола и отовсюду, где она валялась, бросил все в направлении ближайшего стула и принялся одеваться.
Какое-то время оба молчали. Наконец Софи проговорила:
– Все наши отношения с Аддерли – это притворство. Но ты не привык притворяться, поэтому тревожишься.
Лонгмор молча надел рубашку, расстегнул брюки и заправил полы рубашки внутрь.
– Главное – верить в то, что делаешь, – продолжала Софи. – А как только уйдешь за кулисы, – снова стать самой собой. Я просто играю роль, понимаешь?
Лонгмор надел и застегнул жилет. За ним последовали чулки и ботинки.
– Он уже попался на крючок, – пробормотала Софи.