Прибежал анестезиолог. Он тяжело дышал.
— Вот! — сказал Волков. — Остановка сердца. Все!
Анестезиолог перевел Карелина на управляемое дыхание. Теперь за него дышала машина.
Еще разряд. Снова судорога взорвала сердце Карелина. Сердце молчит.
Еще разряд. На электрокардиографе прямая линия.
Еще разряд. Сердце мертво.
Что же — можно успокоиться. Большего сделать нельзя. Можно успокоиться. Не все в человеческих силах.
Еще разряд. Судорога. И вдруг прямая линия сломалась — появилось одиночное сокращение. Оно очень слабое, еле заметное, но все-таки это сокращение сердца.
Разряд. Еще одиночное сокращение. И еще одно. И уже энергичное сокращение. Сердце оживает.
— Есть, — сдержанно сказал Волков.
Все переглянулись. С лиц начала сходить каменность ожидания.
— Быстро! — сказал Волков. — Снова сердечные. Капельницу!
Сестра долго не могла найти вену. Нужно срочно вену рассекать. Но все-таки попала. Это же чудо, а не сестра Нина. Волков благодарно кивнул ей головой.
Тоны сердца стали более частыми и ровными.
Вдруг лицо Карелина начало оживать — сходила с него синева. Карелин начал розоветь, просох липкий смертный пот. Это было уже лицо живого человека.
Через десять минут после первого сердцебиения Карелин начал дышать самостоятельно.
Отключили аппарат искусственного дыхания.
Теперь все пойдет привычным порядком. Это уже живой человек. А с живыми людьми Волков знает, как себя вести.
Он не отходил от Карелина всю ночь. Считал пульс, измерял давление крови, слушал легкие.
Очень хотелось курить. Но отходить боялся. Отошел только утром и только тогда, когда понял, что в ближайшие десять минут неприятностей не будет — ровные пульс и давление крови, в легких нет хрипов.
Прошел в ординаторскую, встал у окна. Началось новое зябкое утро. Солнце еще не взошло, но небо начало гореть. Волков закурил. Не было сил радоваться новому утру.
Грудью налег на подоконник, расслабил ноги. Тело избито. Сейчас бы побриться, полчаса полежать в теплой ванне и спать. Долго, долго спать. Да, подумал вдруг, тело избито, но неплохо поработал. И даже хорошо поработал. Она чего-нибудь да стоит, эта усталость после хорошо сделанной работы.
Вдруг усмехнулся — а ведь выиграл дело. Не отступил. А мог и проиграть. Но выиграл.
Вспомнил, как оживало лицо Карелина. Так всегда — вдруг ломается маска смерти. Из темноты, из мрака медленно выступает лицо живого человека. Вот выплывает лоб, надбровья, вот подбородок, глаза. И эта минута тоже чего-нибудь да стоит.
Погасил сигарету, снова пошел к Карелину. Ему было лучше — ровный пульс, хорошее давление. Добавил в капельницу сердечные средства. Сел возле Карелина на стул.