— Пойдемте на улицу, — говорю я. — Походим.
12 апреля.
— Сергея не пускают, — говорит Юрка. — Мне еще предстоит бой выдержать. Ничего, посмотрим… Через райком пробью.
Юрка ел жареное сало. Оно брызгало со сковороды, как пузырьки воздуха с газированной воды. Горячие шматочки остекленели и на концах сморщились розовыми прослойками. Юрка выбирал вилкой что посуше.
— И надо было им подраться… Ну, завал… У председателя теперь козырь, не прошибешь… Я ему говорю о спорте в деревне, о пользе бокса, а он: «Это не спорт, а… Ты бандитов мне подготовил». Неглупый мужик, а в простых вещах не рубит. А то без этого у них драк не было! Нет, мы так не сработаемся. Ладно, я еще отыграюсь… Сегодня же в райком сбегаю. Эта поездка для нас слишком много значит… Неужели командировочные не выпишут?
— В конце концов, не один председатель решает, — сказала я, — отпустить вас или нет. В парторганизацию обратитесь.
— Да? То ты не знаешь? Только родилась? Для здешних членов партии аргументация председателя слишком убедительна. У них интеллекта не хватает, чтобы ей противостоять. Так что при голосовании их руки сработают синхронно, как у марионеток. На лыжах до райкома добежать мне часа хватит.
— Когда вы должны ехать?
— Завтра.
— И как долго продлятся ваши сборы?
— Семь дней.
— Едете все?
— Шестеро. Я заявку подавал заранее.
Юрка торопился.
— Ну, так о чем я тебе говорил? Ведь едем…
— А почему Чекина не отпускают?
— Его на бензовозку перевели. Теперь, видишь ли, оказывается, заменить некем.
— А если действительно?
— У Прокудина права есть. При желании выход всегда можно найти.
— Прокудин же трактор ремонтирует.
— Ты помогаешь им искать объективные причины?
— Юрка, кому — им? А как ты сам на все это смотришь?
— Ты что, не рада? Эту поездку не одобряешь?
— Не знаю… Наверное, это хорошо… Но…
Юрка весело озадачился.
— Ты меня боишься отпустить на неделю?
Я села на стул к столу. Мне хотелось сжать ладонями лицо, до боли сдавить губы, чтобы ничего не ответить.
Передо мной стояло недоброжелательное лицо председателя:
«…всю пшеницу скрутило… Я бегаю, кричу… Голос сорвал, а он — прутиком по голенищу».
— Юрка, — говорю я. — Не уезжай. Наверное, ездить можно кому-то. И агроному… Только, понимаешь… Все ли ты сделал здесь? Так ли сделал, чтобы иметь право на такие поездки?
— А что такое? — спросил он вдруг серьезно. — Это что-то у тебя новое? Кажется, даже жена мне сказала, что я плохо работаю. — Он встал. — Так вот… Знай, что я делаю здесь не меньше других и еще чуточку больше. И это «больше» для меня не менее главное.
— Вот именно.