— Хорошо, хорошо, говоришь ты, но добейся, чтобы контракт был подписан сегодня вечером.
— Ты все время твердишь, что мы должны подписать его сегодня вечером, а мне все равно, когда он подпишет, если скажет, что остается. Может он захочет, чтобы с контрактом познакомился его адвокат…
— Да? Послушай, Берт, пока у нас нет его подписи на документе, у нас нет ничего. Я знаю, что он классный парень, возможно, хозяин своего слова, но у меня было слишком много сделок, когда договариваешься и обмениваешься рукопожатием, а позже выясняется, что ты их неправильно понял или что обстоятельства изменились. Ты думаешь, мы единственные, кому он нужен? А если через пару недель он решил, что работать ему нравится больше, чем шататься без дела, и отправил в конгрегации, где рабби собирается в отпуск, письма со словами: «Мне стало известно, что ваш духовный лидер, рабби Зилч, уходит в годичный отпуск, та-та-та, та-та-та… и поэтому я хотел бы сообщить вам, что готов рассмотреть возможность выручить вас — та-та-та, та-та-та. Искренне ваш, Хьюго Дойч, раввин в отставке».
— Брось, Марти!
— Я бы не удивился. Смотри, он на пенсии всего несколько месяцев. Правильно? Мы предложили ему работу. Правильно? Так почему он согласился, если уже ушел на пенсию? Можно еще понять, если он при этом выручает своего приятеля-рабби, который заболел или идет в отпуск. Но со Смоллом он не был знаком. И вот почему он согласился: ему надоело рассиживать на своей раввинской заднице без дела. Отставка, знаешь ли, не всем по вкусу. И если он захотел опять впрячься в работу, то, наверное, уже начал связываться с другими конгрегациями
— Хорошо…
— Именно поэтому я хочу его подпись на контракте. Потому что когда через несколько дней Смолл вернется, он поведет себя так, будто просто был в отпуску и готов приступить к работе.
— А мы скажем ему, что поняли это иначе и выбрали свой вариант.
Дрекслер отчаянно замотал головой.
— Ха! Рабби Дойч тут же откланяется.
— Что изменится, если у нас будет его подпись на контракте?
— А то, что он уже не сможет отступить. Так что откланяется рабби Смолл.
— Почему ты думаешь, что он не будет бороться за место?
— Потому что он гордый ублюдок, он не доставит нам такого удовольствия и ни за что не признает, что его вышвырнули. Он будет вести себя так, будто и не собирался возвращаться.
— Раньше он боролся, было такое пару раз…
— Нет, Берт, тогда было по-другому. Тогда он боролся за какие-то принципы, а не просто за работу. Доверься старому Марти. Ты хочешь рабби Дойча? Получи его подпись на контракте.