А потом случились смерть Пегги и буйное помешательство Коулмана, Рей словно попал в бурный поток, несущий множество бревен. Он не просто поплыл по течению – он был смят им. Но все-таки ему удалось подняться. Рею нравилось воображать, что Коулман впервые в жизни получил отпор. Он вспоминал истории, которые рассказывал Коулман в Риме вскоре после их знакомства (на хвастовство тесть не жалел времени). Коулман, человек, который сделал себя сам, прорвался в богатое общество в Америке, похитил один из призов этого общества в лице богатой жены, пробился в руководство строительной фирмы, в которой работал, вскоре основал свою собственную, а потом навсегда оставил бизнес. Устремился к новым высотам и был обязан своим успехам скорее женщинам, нежели достижениям в живописи. «Я люблю все большое. Чем больше вызов, тем больше и победа», – сказал Коулман Рею в Риме. Двух лет еще не прошло с того дня. Что подразумевал Коулман – женщин, мужчин, живопись, работу? Это не имело значения. Важна была жизненная позиция Коулмана. А теперь Коулман, вероятно, пребывает в ярости.
С помощью колокольчика на длинной ручке, который стоял перед его дверью, Рей позвал Джустину, с благодарностями вернул ей поднос и попросил приготовить ему ванну. Доктор ожидался к шести. Рей принял ванну, потом к нему пришли доктор и синьор Чьярди. Жа́ра доктор у него не обнаружил, а рану осматривать не стал. Швы можно будет снять через четыре дня. Он предписал Рею покой. Рей намеревался добраться сегодня вечером до телефона и позвонить в полицию, но увидел, что синьор Чьярди приглядывает за ним, и решил, что звонок можно отложить еще на один день.
– Сейчас придет Луиджи, – сказал синьор Чьярди и повторял эти слова каждые две минуты, пока не раздался звонок.
Джустина поспешила вниз открыть дверь, и наконец появился Луиджи с обычной щетиной на щеках, беретом в руке и в гондольерской полосатой рубахе, видневшейся в треугольном вырезе под черной блузой.
– Чао, Луиджи, – сказал Рей. – Tutto va bene, все в порядке. Присаживайтесь.
– Дорогой синьор Уилсон… Джованни! Констанца сказала мне…
И снова Рей не понял ни слова из его дальнейшей речи, произнесенной на диалекте.
– Ваша добрая жена принесла мне бульон, – сообщил ему Рей, хотя в этом, конечно, не было необходимости.
Разговор шел эмоционально, но под знаком заботы и волнения. Луиджи однажды спас ему жизнь. А теперь с помощью друзей помогал ее сохранить. Рею удалось донести это до них, к удовольствию синьора Чьярди и Джустины, которая любила цветистые выражения, но, возможно, упустила первую часть, где речь шла о том, что Луиджи стал его спасителем; Джустина же решила, что Луиджи нашел ему место, где остановиться.