– Мм. Схватка… как странно, – пробормотал Марио, читая.
– Che cosa?[65] – поинтересовалась его жена.
«Черт бы подрал их любопытство!» – подумал Коулман.
– Это не он, не тот, с кем вы подрались, Ральфо?
Марио не знал его настоящего имени, а если Коулман когда и представился, то Марио, вероятно, забыл об этом.
– Нет, я же вам сказал, что нет, – проговорил Коулман.
Он почувствовал, что его лицо побледнело.
Услышав его тон, Филомена повернулась.
– Это случилось в тот же вечер, когда у вас произошла драка, да? Я поэтому и спрашиваю, – не отставал Марио с озорной улыбкой.
– Драка, но не с ним, – сказал Коулман.
– А как ваше настоящее имя? – спросил Марио.
Филомена посмотрела на него встревоженно:
– Не надо ссориться, Марио. Если синьор Ральфо хочет хранить свои тайны, пусть они и остаются тайнами.
Коулман медленно вытащил сигарницу из кармана, пытаясь придумать какое-нибудь легкомысленное замечание. Марио не сводил с него глаз. И Коулману не удавалось овладеть собой. Напротив, он почувствовал, что дрожит.
– Все в порядке, все в порядке, – сказал Марио, пожав плечами и скосив глаза на жену. Брови Марио подергивались. На левой брови у него остался шрам от рыболовного крючка – место, где волосы не росли. – Я вижу, у вас горе, синьор Ральфо. Это ваша дочь покончила с собой?
– Марио! – проговорила Филомена потрясенно.
– Это неправда! – возразил Коулман. – Там нет ни слова правды! Она… – Он шарахнул стаканом по столу, разлив вино.
– Эй, поосторожнее! – сказал Марио.
Все дальнейшее случилось за доли секунды, словно взрыв. Коулман осознал, что тянется к рубашке Марио, чтобы ухватить того за грудки. Он так доверял Марио, а тот предал его. Ведь Коулман рассчитывал на его дружбу, верность, помощь в нелегкое время. Он по-приятельски выходил с ним в море на рыбалку, с удовольствием оставался в его гостеприимном доме. А теперь все было разрушено… Стул или стол перевернулись, и они оба оказались на полу. Коулману никак не удавалось ухватить жилистые, увертливые руки Марио. Дети и Филомена кричали. Внезапно что-то обожгло бедра Коулмана. Боль парализовала его, он не чувствовал ничего, кроме мучительного жжения. Марио поднялся на ноги. И тут Коулман увидел, что случилось: Филомена – а больше и некому было – вылила на него из кастрюльки горячий бульон.
Теперь она рыдала, опираясь о стену. Марио сыпал проклятиями не от злости, а от отчаяния. Дети орали в голос, а в дверях стояли соседи.
Коулман встал и принялся отдирать обжигающую ткань брюк от кожи. Кровь из разбитого рта капала красными горошинами на пол кухни.