Он снова заржал. Реально пробрало его, не удержался. Вдавил сигарету просто в каменную ступеньку, рядом с собой. И за эту самую ногу ухватил ее, дернул на себя, перетащив взвизгнувшую Таню на свои колени.
Обхватил руками крепко так, что понял - переходит черту.
- Я эту грязь - горстями жрал, Зажигалочка, - впился ртом в ее кожу, целуя подбородок. Сиганул, как с обрыва в холодную воду. - Вместе с отбросами, все свое детство, пока мать упивалась до белой горячки. И грелся, прячась с двумя собаками, которых ты так любишь, в подвале дома. Вместе теплей. И не так страшно от старших бродяг отбиваться. Так - меньше лезли.
Оторвался от нее и посмотрел в глаза замершей Тани.
Она смотрела ошарашенно и с каким-то испугом. Даже с болезненностью какой-то. Может, держит, все же, слишком сильно? Или ей страшно от его слов стало?
Но не мог сейчас ослабить тиски-объятия ни по одной из причин.
- Достаточно информации, Зажигалочка? Или еще вопросы есть? Давай, не стесняйся! У меня сегодня болтливое настроение, прям так и хочется все о себе выложить, - хмыкнул он.
Она вздрогнула от его сарказма. Но глаза не отвела.
- Где сейчас твоя мать? - тихо спросила Таня. Подняла руки и обняла его за шею.
Не испугалась? Не затошнило ее от него?
Хорошо. Век бы так с ней на руках сидел. И не отпускал бы.
- Умерла лет пятнадцать назад. Не вышла раз из запоя, - снова начав целовать ее шею, прикусывая кожу, передернул он плечами. Не то, чтобы собирался прямо сейчас ее здесь в беседке на столе раскладывать. Уткнулся носом Тане в макушку. Ему необходим был ее запах и ощущение Тани на своих губах, щеках, пальцах. Чтобы забыть другое, старые запахи и ощущения, из этого детства. Череп рвало от того, что сейчас это своим ртом говорил, ворошил зачем-то. Почти ждал, что вот-вот вонь в воздухе пойдет, как от дерьма, в которое ступили, не заметив.
- А отец? - Таня прижалась к нему сильнее.
Казак хмыкнул еще саркастичней.
- Мы с этим типом никогда знакомы не были. Сомневаюсь, что и мать знала, от кого залетела, - прикусил мочку ее уха.
Таня протяжно, судорожно втянула в себя воздух и наклонила голову, опустив ему на плечо. И продолжала обнимать. Она - его. Крепко.
- А я тоже отца не помню, - вдруг сказала Таня. - Хотя мне пять лет было, когда он погиб. Но я почти ничего не помню. Так, какие-то смутные картинки, запахи, ощущения, вперемешку с рассказами мамы уже, с образами с фото.
Он даже вздрогнул. Как у нее так выходило?
Парой слов, одним касанием, жестом - возвращать его в реальность и всю муть из души - осаждать на дно. Туда, где ей и место. Хорошо так…