Он злился и на неё, зная, что она винит во всем себя.
Злился на собственные чувства, из-за которых ему сейчас было так паршиво. Злился на жизнь, которая свела их вместе. Если бы не эта встреча, ему бы не пришлось все это испытывать… Беспокойство, страх, отчаяние… Кому это нужно?!
И еще он злился на Неё. Дарью Синицыну. Потому что она снова появилась в его жизни. И именно тогда, когда он пытается во второй раз выстроить то, что Она разрушила в первый.
Его бесило её появление.
И безумно беспокоило то, что она могла все разрушить во второй раз. Он не мог этого допустить. Просто не мог. Не тогда, когда он с таким трудом сломал себя ради этого нового, что у него появилось.
Ему совсем не нравилось то, что она перевелась в их университет. Ничего хорошего от этого ждать не приходится. Он уже не тот, что несколько месяцев назад. Он уже не способен её простить. Не после того, как он узнал Алину…
И еще Алексеев. Ему безумно хотелось его уничтожить. Стереть из этого мира.
Ему нужно было успокоиться. Он не хотел сделать или сказать еще что-то неразумное и необдуманное.
В его руках за считанные мгновения оказалась очередная сигарета.
* * *
Я плохо понимала, что происходит. Просто, не открывая глаз, крепко обхватила за шею человека, от которого тянуло едва различимым знакомым одеколоном и хорошо ощутимым табачным дымом. И вовсе не собиралась отпускать, вновь засыпая на его руках.
— Мышонок, отпусти, — прозвучал тихий голос. Кажется, меня перенесли на кровать.
В ответ на его слова я выдала что-то невразумительное в отрицательной форме, и еще крепче обняла за шею. На что послышался тяжелый вздох.
— Мышка моя, будь хорошей девочкой, отпусти, — вновь повторил он.
— Нет, ты опять уйдешь, — промямлила, силясь понять — сон это или явь?
— Не уйду, — через некоторое время отозвался Сомаров. — Дай мне пять минут.
С сомнениями, но я все же отпустила его. И со вздохом, все еще не открывая глаз, натянула по самое горло одеяло, и свернулась калачиком.
— Умница, — тихо шепнул Кирилл, а я вновь погрузилась в темноту.
Проснулась от того, что кто-то осторожно касался моей поврежденной щеки. Кто-то очень любимый и родной.
Стоило мне только пошевелиться, как он прекратил свои манипуляции, а я осознала, что моя голова, как и руки, находятся на его обнаженной груди. К лицу тут же прилила краска.
— Извини, разбудил? — тихо спросил Кирилл. Я нехотя разлепила веки, и порадовалась, что было темно, и он вряд ли видел, что я покраснела.
— Сколько времени? — еще тише него отозвалась, ощутив, как першит в горле.
— Двадцать минут пятого, — проговорил он, после того, как комнату на мгновение осветил свет от экрана мобильного.