На Мареке была надета телефонная гарнитура, но не простой и удобный гатрийский наушник, а что-то допотопное со шлемом из обручей и пучком проводов.
Я могу себе представить женщину, говорящую по телефону без перерыва почти час. Хоть и не было у меня задушевных подруг, но всё равно, доводилось оказываться рядом с такими экземплярами. Но чтобы мужчина целый час говорил с одним не очень понятливым собеседником и не устал от этого, такое я видела впервые. Марек далеко продвинул мои представления о мужском терпении. Хорошо ещё, что он воспользовался гарнитурой, а то у него рука бы отвалилась. А так он, не переставая разговаривать, пошёл мне навстречу, обнял, указал на кресло напротив его рабочего стола, зарядил и включил кофеварку, поставил передо мной чашку, погладил меня по голове, а сам всё продолжал разговор.
После беседы со Скаем мне было, о чём подумать, поэтому я пила кофе — отвратительный, кстати — и не вслушивалась в телефонный разговор Марека. Только когда интонации в голосе брата резко поменялись, и он стал чётко отдавать последние распоряжения, я очнулась от своих мыслей.
— Фух! — шумно выдохнул Марек, садясь в своё кресло, и стянул гарнитуру с головы. — Хоть дух перевести. С утра я уже произнёс столько слов, что у меня горло болит.
— Что за кастрюля у тебя, бро? — кивнула я на гарнитуру с пучком проводов. — Самоделкин мастерил?
— Да, этому устройству лет двести… — кивнул Марек. — Но три нормальных гаджета я уже спалил за неделю. Велел найти что-нибудь не такое нежное, как современные штучки.
— Эх, Марек, тебе бы не тут сидеть, а просто летать в каналах туда-сюда… Ты же такой сильный проводник!
Брат устало усмехнулся:
— Так я же талант широкого профиля. Сильно шире, чем мне бы хотелось. И этими талантами тоже нельзя пренебрегать.
— Спасибо за кофе, бро, но… Уж извини, но это не кофе, это какая-то адская горечь.
Марек хлопнул себя по лбу:
— Ну я и осёл!.. Забыл режим переключить! Это я себе специально такую бурду делаю, чтобы каждый глоток от макушки до пяток пробирал.
— Да, твоим макушке с пятками не позавидуешь. Да и у меня аж сердце скачет. Нельзя так, Марек!
— Скачет, зато уснуть не даёт, что и требуется, — он беспечно отмахнулся, потом посмотрел на меня с тревогой. — Как ты, систер? Как рука, заживает?
— Ой, что ей сделается? Бывало сильно хуже. Даже думать об этом не стоит.
— Ну да, не стоит, — уныло вздохнул Марек. — А если бы Михаил с тем норвежцем не появились вовремя?
— А если у тебя однажды сердце остановится от недосыпа, нервов и этой чудовищной бурды?
— О-кей, — Марат поднял руки. — Сдаюсь. Ничья. Нам обоим стоит быть осторожнее.