* * *
Осознание бесславной гибели его собственной карьеры, здесь, на этой площади, неизменно подводило Усанина (без пяти минут бывшего начальника местного РОВД) к следующей неутешительной мысли — о нежелании и дальше продолжать столь безрадостное, отвратительное для него существование в качестве божества («небожителя») в одночасье низвергнутого с небес.
Этот эмоциональный крах, случившийся на ступенях служебной лестницы, настолько поколебал его стремление к продолжению жизни, что дальнейшая борьба представлялась ему абсолютно бессмысленной. Всё что он мог сделать — так это едва стоять на ватных ногах и глядеть в бездну отчаяния, перечеркнувшую и поглотившую его существование. Он падал и падал вниз, и его гибельному полёту не было конца.
Неизвестно сколько бы он простоял в растерянности, (возможно вплоть до самого последнего момента в своей жизни, когда десятки голодных ртов не впились бы в его незащищённую плоть), если бы случайно не оказался на пути колонны отступающей к автобусу и был помимо своего сознательного решения включён в её ряды. При этом он всячески противился тому, чтобы его тревожили, вряд ли осознавая, что эти люди хотят ему помочь. Похоже, что его подсознание вопреки здравому смыслу желало остаться здесь и разделить участь тех нескольких сотен его подчиненных, которые так и остались лежать на городской площади.
Несколько раз он вяло ударил в стальные от чудовищного напряжения тела своих невольных спасителей, но после сдался и полностью отдался воле течения увлекаемого его к брошенному автобусу.
* * *
Автобус был уже близок и Максим испытывал чувство облегчения и надежды оттого, что ему практически удалось это сделать. Хотя он, конечно, понимал, что пока окончательно не выберется из этой передряги ни о каком покое и расслаблении речи быть не может. Сначала нужно все доделать до конца.
Чем ближе была спасительная дверь, тем плотнее становилась толпа. В скором времени Максим почувствовал, как вязнет в ней словно неосторожная мошка в мёде. Безумцы сдавили их небольшую колонну, яростно атакую ту жалкую кучку людей, которые, обиваясь кровью, продолжали отступать. Большинство из них уже не надеялось на спасение, но продолжали идти.
Канаев старался растолкать толпу, используя всю свою немалую силу. Страх придавал ему дополнительные силы.
Используя локти и колени, он реализовал малейшую возможность, для того чтобы добраться до автобуса.
Теперь количество человек, служившее для него живым щитом и отделявшее его от безумствующей толпы, составляло не более двух человек. Теперь психопаты были совсем близко, и он ясно видел бездну их голодных глаз, слышал их невнятные вопли, наполненные странной непонятной для него надеждой и возбуждением, словно у невменяемых пациентов психиатрической клиники. Их скрюченные пальцы, ногти на большинстве из которых были сорваны, со всех сторон тянулись к нему, в яростном стремлении вонзится в его плоть.