— Не твое дело, — огрызнулся Суютдинов. — Он поискал взглядом в траве, нашел подходящую палку, помахал ею у волчонка перед носом и закинул далеко в лес: — Ищи!
Волчонок завилял хвостом, посмотрел, куда упала палка, отвернулся и зевнул.
— А ну беги! — прикрикнул Суютдинов.
Волчонок, разморенный жарой, развалился рядом с ним и, положив морду на лапы, изредка стриг воздух ушами.
— Ну ты лентяй! — захохотал Суютдинов.
Степочкин приподнялся на локте.
— А чего ты такой радостный, Рыжеев? Чего-нибудь хорошее пишут?
— А что, заметно?
— Еще как.
— От кого письмо-то?
— От мамы. Пишет, что братан старший жениться собрался. Мечтаю, пишет, и на твоей свадьбе погулять.
— А ты что, жениться собираешься?
— Не-е-е. — Рыжеев потянулся. — Я еще годика три погуляю… Потом дом поставлю, рядом с отцовским. На шофера устроюсь… Заработаю на мотоцикл. Лучше бы, конечно, на «Яву», но можно и «Панонию» взять… С другой стороны, на «Яве» с «Панонией» только девчонок по асфальту возить. А как только песок попадется — все, глуши мотор. Может, лучше взять, как у всех ребят, «Урал»?.. Ладно, там видно будет…
— А мне вот жениться надо, — подал голос Суютдинов. — Отец пишет, красивая у меня будет жена.
— Не понял. — Рыжеев сложил письмо и засунул его в карман гимнастерки. — Что значит «отец пишет»? Ты-то сам что, не видел ее?
— Может, видел. А может, нет… Я отцу доверяю.
— Чудно у вас, — сделал вывод Рыжеев.
— Слушай, ты! — обиделся Суютдинов. — Я же ваши порядки не обсуждаю.
— Да ладно тебе, — примирительно сказал Рыжеев. — Чего ты завелся? Прям потомок Чингисхана. Я просто так сказал. Мне вообще, если хочешь знать, узбечки нравятся. Симпатичные… В халатиках. Хохочут все время… У нас в классе узбечка училась, Ойгуль, Гуля. С косичками. У нее этих косичек штук, наверное, двадцать было.
— А у нас в школе училась негритянка, — неожиданно оживился Степочкин.
— Врешь! — с завистью выдохнул Рыжеев.
— Правда, правда. Наполовину. Мамка — русская, а папка был негр. Князь какой-то африканский. Они из Москвы приехали. Ну в смысле без папки, конечно. Он на фестивале молодежи и студентов был, а потом обратно к себе в Африку уехал. А девчонка уже без него родилась. Над ними там, в Москве, смеялись очень, дразнили. Мол, черный ребенок и все такое…
— Прямо как в «Цирке», — буркнул Жигулин.
— Почему — как в цирке? — удивился Рыжеев.
— Как в фильме «Цирк», — пояснил Степочкин. — Точно-точно. А Амина эта — ее так звали — красивая, между прочим, была. И совсем не черная, просто смуглая. И тоже косички заплетала. У нее такие волосы были, как проволока, и косички эти вверх торчали, как рожки.