Она не любила яркого света, поэтому задергивала плотные шторы и часами просиживала в полумраке своей огромной пустой квартиры. Никому не нужная старуха. Кто-то считал, что она давно спятила, а некоторые и вовсе были уверены – умерла.
Иногда она сама начинала сомневаться в реальности собственного бытия.
Вдруг все, что происходило когда-то, просто дурной сон? Или у нее уже начался маразм? Если верить умным книжкам и телепередачам о здоровье, так в ее возрасте можно забыть и собственное имя. На восьмом десятке – пора. Вот только память ее еще пока не подводила. Она бы и рада забыть кое-что из своего прошлого, да вот не забывается.
Но если она все еще жива и относительно здорова, разве можно хоронить себя?
Нет. Елизавета Старостина еще покоптит грешное небо.
Не зря ей дан второй шанс.
– Елизавета Петровна, – белокурая девушка сняла манжету тонометра с ее руки, – в вашем возрасте вредно так волноваться. Давление зашкаливает.
– Во-первых, называй меня бабушка, я ведь просила. А во-вторых, в моем возрасте вредно абсолютно все и даже просто жить. Но поверь мне, дорогая, умирать очень не хочется.
Она опустила рукав черного платья и с нежностью посмотрела на внучку. Ей хотелось верить, что она все сделала правильно. У нее был выбор: прожить всю жизнь в одиночестве и сгнить в этой клетке либо…
А был ли выбор на самом деле? Пожалуй, она впервые над этим задумалась только теперь. И по всему выходило, что она ничего не решала. Вот тут и поверишь в судьбу, когда она так сведет пути-дороги, что впору только удивляться: от чего всегда убегал, само тебя находит. Она прожила всю жизнь с уверенностью, что тогда поступила правильно, не было у нее другого выхода. Так неужели ошиблась? Тот человек обещал, что поможет ей. И она поверила. Жить без веры – значит не жить вовсе.
Хватит с нее ошибок и неверных поступков. Слишком много она в своей жизни грешила. Может, на старости лет наконец-то обретет долгожданный покой.
Лишь бы не за чужой счет. Такого она себе не простит и даже на том свете будет каяться.
Лишь бы не за чужой счет. Такого она себе не простит.
– Елизавета… бабушка. – Девушка смущалась, слово давалось ей с трудом. Ничего, привыкнет. – Я очень переживаю за Аню. Боюсь, что она снова могла спутаться с дурной компанией. От нее уже неделю нет никаких вестей.
– Мариш, – морщинистая рука накрыла прохладную ладошку, – она обязательно найдется. Сегодня я была у одного человека, он обещал помочь.