Через некоторое время я выяснила, что «мамлеевское дело» получило свое название вовсе не от человека по фамилии Мамлеев, как я сначала подумала, а от названия деревни километрах примерно в двадцати пяти от Петербурга. Там шесть лет назад был серьезный пожар. Не в самой деревне, а чуть поодаль, в особняке, который построил крупный криминальный авторитет Федор Кротов по кличке Серый. Пожар был очень сильный, но его удалось быстро потушить. Вроде бы никто не пострадал. Была фотография особняка, сделанная до пожара. Я вывела ее на экран и застыла в удивлении.
Это был не особняк, а целый дворец. Огромное здание, светло-голубое, с белоснежными колоннами и пилястрами, широкая каменная лестница спускается к речке и заканчивается причалом. А сзади, на горке, виднеются золотые купола белоснежной церкви. Ну, просто не Мамлеево, а настоящий Версаль или, скорее, Царское Село! И вот, поди ж ты, загорелось у них что-то. И какое отношение к этому пожару имела Алла? Кухаркой у них работала и забыла газ выключить? Или у нее в комнате проводка загорелась?
Это вряд ли. На кого Алла совершенно не похожа, так это на прислугу. Даже на бывшую. И из-за чего же тогда шум? Сказано же, что никто не погиб, а пожар быстро потушили. Так какое может быть «мамлеевское дело»?
Я поняла, что в Интернете я ничего больше не найду. Нету там информации – слишком много времени прошло, а может, СМИ и не знали ничего.
Стало быть, нужно обращаться к профессионалам. Дядя Вася небось все помнит, он тогда еще работал в милиции.
Однако тут же я вспомнила, как он выгнал меня и велел сидеть тихо и смотреть телевизор в обществе Бонни. Ну уж нет, ни за что к нему не пойду! И звонить не стану, сама разберусь. Он еще пожалеет, что так со мной обошелся!
Придется искать встречи с Лешей Твороговым, моим знакомым капитаном из милиции.
Познакомились мы с Лешей несколько месяцев назад, когда он пришел меня арестовывать по подозрению в убийстве любовницы моего мужа, теперь, к счастью, бывшего. Сами понимаете, такая ситуация не способствует сближению. Больше того, я его тогда сразу возненавидела, а он меня запрезирал, потому что улики были очень уж веские.
Ну, когда дело благополучно разрешилось и Творогов со своим коллегой, тоже капитаном, Бахчиняном даже некоторым образом спасли мне жизнь, Леша стал испытывать ко мне двойственные эмоции. С одной стороны, мучился чувством вины – не разобрался сразу, кто преступник, а кто невинная жертва неудачных обстоятельств. С другой стороны – вроде бы потом он меня спас, так что ощущал законную гордость и ничего не имел бы против, если бы я повисла у него на шее со слезами благодарности. Но я тогда не повисла, потому что была обеспокоена здоровьем Бонни.