— Налетай на хозяйский дом, пока командиры не видят!
— Не видят, да щас, — ответил хмурый солдат постарше. — Этот прихвостень, думаешь, прямиком генералам-то не шепнёт, раз он до них допущенный?
Тимофей прислушался к камертону внутри себя.
— И зачем это мне? Что-то шептать генералам — зачем?
Хмурый солдат не нашёлся и, чуть помявшись, примирительно пожал плечами. Люди — любого происхождения, любого образования — ловко умствуют, но самые простые вопросы всегда ставят их в тупик. Самые простые вопросы подразумевают однозначный, не требующий пояснений ответ.
— А чего ты тут, в самом деле, отираешься? — грубо фыркнул ещё один солдат, что волок сейчас кухарку.
Самые простые вопросы — однозначный ответ.
У Тимофея его тоже не было.
И тут захохотал любитель романсов:
— Петюнич, ну ты нашёл, на кого пасть разевать! У этого парня хватило пороху первую головешку Городского совета того, а мы с тобой безделушки аристократские без спросу разбирать стесняемся!
«Петюнич» покосился с сомнением, но тут кто-то новый, доселе молчавший, подхватил оправдательную речь:
— Не трожь Твирина, дурья твоя башка, его одного генералы слушают!
Это было изрядным преувеличением, но разубеждать защитников Тимофей не спешил.
— А вот найдём мы жену Копчевигову при писульках его, — влез следующий, — и полковник, Шкёв-то, наш улов, причмокивая, отожмёт — он же в Усадьбах нынче за главного. И чё? Доброго слова никто не скажет, а о награде и думать нечего. Вернее, это б оно так было, если б тут Твирин, как ты говоришь, не «отирался». А раз он с нами, уж похлопочет о нашей награде.
Тимофей тем временем ухватил кухарку за плечо, и державший её до того «Петюнич» мешать не стал.
— Веди к хозяевам, но тихо — будто с обедом пришла.
— Экий ты лихой без шинели-то, — сверкнула кухарка глазами, — потому небось, что не подчиняешься никому? По шеям потому что никто не надаёт?
С озлобившейся кухаркой Тимофею разговаривать было сподручней, чем с перепуганной. Злоба раззадоривает, а со страха — воротит.
— Надаёт не надаёт, а не подчиняюсь, — равнодушно согласился он. — И ты, дура, не подчиняешься. Вот скажи мне: ты печёшься о своих хозяевах, а они за тебя хоть пальцем бы пошевелили? Наверняка надеются на корабль сесть и в Европы, так? А тебя с твоими фазанами тут бросят. На растерзание. Я слышал, баронесса и вовсе стервь рехнувшаяся — неужто она того стоит, чтоб тебе подол рвали и в грязь валили?
— Так и так повалят.
— Дура ты всё-таки. Отведёшь к хозяевам по-хорошему — докажешь, что ты с народом против всей этой мрази, со ступеней Городского совета диктующей, как нам жить. Ещё сама благодарность получишь.