Но так казалось со стороны, а со стороны всегда кажется неверно.
И конечно, когда привычная компания сама собой повстречалась, привычным же образом их потянуло в «Пёсий двор». В «Пёсьем дворе» пришедших, оказывается, уже ожидал стол.
А за столом ожидал Веня.
Веня Скопцова смущал. Сколько бы ни убеждали его, что всякая работа хороша, а уж такая — тем более полезна, принять добровольную продажу тела у него никак не выходило. А Веня к тому же держался с некоторым вызовом — а точнее, держался он абсолютно спокойно, но зато решился ходить в Академию и называться вольнослушателем, а в том уже имелся вызов, верно?
Думать дурное о человеке только за то, что судьба его сложилась трагично, было чрезвычайно нехорошо, но стоило компании войти в «Пёсий двор» и заметить Веню, Скопцов вдруг разгадал, о ком говорил Золотце. Он, наверное, ни за что не сумел бы объяснить, как именно это почувствовал; может, промелькнуло что у друга на лице, а может, просто заговорила собственная предвзятость.
Как бы то ни было, когда все расселись, Золотце, постучав немного костяшками по столешнице, уткнулся в Веню неприятным взглядом. Веня не заметил: он с вежливым удивлением рассматривал сложенных из листовок голубей, которых рассыпал перед ним опустившийся по правую руку граф Набедренных.
— …Итого — два с лишним часа долой просто из-за прихоти Пржеславского, — бушевал Валов.
— Коля, ты меня в шок повергаешь, — хмыкнул Хикеракли. — Тебя, как вижу, то возмущает-с, что твоё бесценное время кто-то опять разменял на глупости. Как можно быть всегда таким одинаковым, Коля?
Рыжий Тимофей что-то пробормотал, но Скопцов не разобрал, что именно — зато отчётливо услышал, как стукнули в последний раз о стол пальцы Золотца и повисла под ними маленькая и никому более неважная тишина.
— Граф, — позвал тот, но граф Набедренных был слишком занят Веней и бумажными голубями. — Граф! Леший вас…
Тишина вырвалась из-под пальцев и вдруг захватила оба сдвинутых стола: как-то сами собой все обратили внимание, что Золотце мягко, но всё же бранится на графа, и онемели. Даже Валов прервал свою речь, а Хикеракли не стал искать остроумных комментариев.
— Что с вами, мой друг? — опомнился граф, упустивший, впрочем, всеобщее напряжение.
— Не выспался, ваш старый лакей всё под дверью шаркал, — буркнул Золотце, а потом приподнял подбородок и заговорил громче, обращаясь ко всем: — Господа, хочу поведать вам скучную историю с предполагаемо занимательным финалом. За который я, правда, не поручусь, — он снова помолчал. — История моя заключается всего лишь в том, что я сегодня ночевал в особняке графа Набедренных — мы все вчера долго кружили, не поверите, по Ссаным Тряпкам, у За’Бэя там приятели… Впрочем, неважно. Важно, что граф позвал нас на ночь к себе, и это было более чем уместно, мы с господином За’Бэем приглашение благодарно приняли, а Веня — добрый день, Веня; вы ведь с ним хоть немного знакомы, господа? — так вот, Веня ночевать с нами отказался, хотя граф его что только не умолял, — Золотце сверкнул глазами в сторону графа. — Господина За’Бэя же, как вы наверняка знаете, вежливость иногда подводит, он у нас человек прямой. Вот он вчера и пошутил в лоб: вам, мол, Веня, на службу с раннего утра? А Веня ничуть не оскорбился, но ответил