— А оно разное бывает, — советует доктор. — Вы козьего попробуйте. Очень целебное.
— И, Вы не поверите, Евстолья, как только я этого молока выпил, сигма моя так сладко потянулась и блаженно заурчала: «О-о-о! Во-о-от!»
— Так Вы что, на одном молоке сидите? — удивилась я.
— Нет, конечно, ем и другое понемногу. Но, если что не так, сигма сразу даёт о себе знать.
Спиридон Афанасьевич помолчал, потом продолжил рассказ.
— У нас возле дома есть хозпостройки, типа сарайчиков, там мы Моню и держим. А оставлять ее ни на кого нельзя. Наша козочка только Серафиме и даётся. Ох, беда мне была однажды. Фиму в больницу положили, поносом исходила. Целый день ничего не ела! Я думал, она с тоски умрёт. Потом, когда кушать стала, сразу повеселела. А я дома один. И Моню доить надо! Я к ней и так, и эдак, не подпускает и всё! Ладно, думаю, я тебя обхитрю. Пошёл в дом, надел Фимин халат, в котором она к козе ходит, повязал платок и направляюсь в сарай. А тут, как на грех, друзья-пенсионеры вышли в домино поиграть. Прямо, застыли все.
— Ты чего это, Афанасьич, — спрашивают, — переориентировался, что ли?
А баба Шура с первого этажа поясняет им:
— Это он, видать, так за Серафимой скучает.
— Вы тут козла забиваете, — рассердился я на них, — а меня уже там коза добила! Вот, проявляю находчивость. Маскируюсь под хозяйку.
А упрямица, по-видимому, знакомый запах учуяла и впрямь успокоилась. Я с боку пристроился и только взялся руками за дойки, как Моня повернула голову ко мне и так на меня посмотрела! У меня руки и опустились. Засмущался, как перед девкой. Так вот с грехом и стыдом пополам три дня отдоил, пока бабку мою не выписали.
Серафима Гавриловна вышла из ванной раскрасневшаяся, подобревшая.
— Фу, будто сто пудов с себя скинула! Даже аппетит разгулялся.
— Садись, кушай, — сказал ей муж, — а я пойду тоже ополоснусь.
И они поменялись местами.
Да, аппетит у Серафимы Гавриловны был отменный. Она умолотила две глубокие миски щей, полкурицы (больше я не выставила) с гречневой кашей и запила всё это остатками козьего молока с булочками.
— Ты что ли это готовила? — спросила баба, отдуваясь.
— Я.
— Ну, в общем-то, ничего, — оценила она мои кулинарные способности.
— Спасибо, — скромно потупилась я.
— Будет время, я тебя подучу, — пообещала мне опытная кухарка.
Вдруг из прихожей раздался голос рассерженного Даньки:
— Кто это тут мне падла… жил?
А мы и не слышали, как он открыл дверь и вошёл.
Я выглянула в коридор. На пороге стоял наш мальчик со скривленной рожицей и что-то рассматривал на ладошке.
— Что такое? — заволновалась я.