— Только без смертоубийства с особой жестокостью, — воспротивился старший брат.
— А, может, её надо просто разбудить? — предложила я.
— Пробовали, — махнул рукой Влад, — в дверь стучали, она только сильней начинает храпеть, будто огрызается. А мать спит! — Снова восхитился сын. — Ей хоть бы хны!
— Я где-то читала, — сказала Шурупчик, — что уставшие мамы могут спать мертвым сном даже при грохоте канонады, но стоит пискнуть её ребёнку, как она сразу же проснётся!
— У бабы Серафимы «ребёнок» лежит рядом и, по-моему, боится не то, чтобы пискнуть, но и пошевельнуться! — Ладик явно намекал на Спиридона Афанасьевича.
— А я думаю, — вставила Антонина, — что для неё важнее не он, а козочка Моня.
— Точно! — обрадовался Влад. — Это идея. Молодец, Тоник! Надо притащить под двери козу, и пусть она ей помэкает!
— А зачем животину тревожить? — возразил Данька, явно ущемлённый тем, что эта идея пришла в голову не ему. — Я и сам могу по-козьи покричать.
Сказано — сделано. Мы подошли к двери, из-за которой волной накатывались хрипящие, булькающие, рычащие звуки, и закивали Даньке:
— Давай, давай!
Тот, преисполненный важностью порученного дела, скорчил жалобную рожицу и заплакал:
— Ме-е-е! Ме-е-е!
Вы не поверите, но свершилось чудо. Храп прекратился! Мы в восторге стали обниматься! Но наша радость была преждевременной. Вскоре храп возобновился с прежней силой. Молодой козлик завопил что есть мочи:
— Ме-е-е! Ме-е-е! Ме-е-е!
Вдруг с балкона обозвалась Моня:
— Мэ-э-э! Мэ-э-э!
Мы замерли. Храп прекратился, и скрипнула кровать. По-видимому, баба приподнялась.
— Спиридон! Спиридон! — послышался её голос. — По-моему, коза отвязалась, ходит по квартире.
Все кинулись врассыпную. Дед прошаркал на балкон, успокоил свою любимицу и вернулся. Баба поворочалась в постели и, наверное, легла на бок, потому что пока не храпела. Мы осторожно выползли из своих укрытий на совещание.
— В общем, так, Данька, — постановил старший мужчина, — будешь охранять наш сон, а днём отоспишься. Хорошо?
Младший брат согласно кивнул. Мы, счастливые, пошли досыпать.
Утро для меня началось рано. Баба поднялась около шести и затарахтела на кухне. Потом стала возиться с козой. Сна всё равно уже не было, так что я поднялась.
— Долго спишь, — упрекнула меня выспавшаяся Серафима Гавриловна. — Так ничего не успеешь.
Я промолчала.
— А мальчонка-то, видать, целую ночь с ушами промаялся. Под утро задремал под моей дверью, — посочувствовала сердобольная бабулька.
— Странно, до Вашего приезда он не жаловался, — намекнула я, но баба пропустила это мимо ушей и затеялась печь блины на завтрак.