— А когда он был маленьким, мой папа учил его стишкам. Они с дедом очень дружат. Помните, у Заходера «Кискино горе»?
Плачет киска в коридоре.
У неё большое горе.
Злые люди бедной киске
Не дают украсть сосиски.
Сашеньке не удавалось правильно запомнить строчки. Всё у него выходило не так. То «плацит в калидоле киська», то просто «кися плацит». А потом вдруг засмеялся и выдал:
Киська в калидоле плацит.
Уланила в лецьку мняцик!
Инночка всё рассказывала и рассказывала о своём малыше, и я поняла почему. Она не хотела, а вернее, боялась начинать разговор о смерти своего бывшего мужа и его сестры. И всячески оттягивала время.
— Вы же знаете, как дети плохо едят, — продолжала Инна. — Какие только мы тут цирковые представления перед ним не устраивали! И рожицы корчили, и на голове стояли, пока у него от удивления ротик не откроется. И вот тут надо было успеть засунуть в него очередную ложечку кашки. А однажды дедушка придумал гениальный ход.
— Бабушка такой вкусный супик сварила, что тебя от него за уши не оттянешь!
Это было что-то новое, необычное. Ребёнок заинтересовался.
— Как не оттянесь?
— А так. Ты будешь кушать, а я за ушки тянуть и всё равно не смогу тебя от супика оттащить.
— Не смозись?
— Не смогу.
— А ну давай, дедуська, тасси!
Дед из всех сил тянет, но ничего у него не получается. Сашенька под одобрительные возгласы мамы и бабушки съел целую тарелку и действительно вкусного супа.
Мы с Инночкой весело посмеялись над забавной историей.
— Скажите, Инна, а Пётр общался с сыном?
Молодая женщина сразу погрустнела.
— Вообще-то, нет. Мы на семейном совете решили, что лучше мальчику к нему не привыкать. Да и чему хорошему он мог его научить? Развратному образу жизни? — Инночка разволновалась, у неё задрожали тонкие крылья носа, и появился нежный румянец. И от этого она стала ещё красивее.
— А Вы сами с ним встречались? — И, видя её замешательство, подсказала, — Ну, иногда?
— Да, иногда встречались, — зарделась женщина ещё больше. — Мы долго не были в официальном разводе. И я всё-таки ему жена. Он — хороший! — сказала она с самоотверженной женской жалостью. — Это девки его совращали! А он слабый, любвеобильный. Так сам Петя говорил.
Боже, подумала я. Еще одна влюблённая дурёха. Впрочем, наверное, на этом и держится наш мир. Иначе бы всё рухнуло в тартарары.
— Только мои родители ничего не знали. Не говорите им при случае.
— Да, да, конечно, — пообещала я. — А как Вы думаете, кто и зачем мог убить Петра?
— Не знаю, — вдруг заплакала она. — Наверное, хотели ограбить квартиру, а он оказался дома.