– Василий Васильевич Кандинский…
– Вот как! – невольно вырвалось у Петра Сергеевича. – Так вы, батенька, выходит, абстракционист? – поставив на стол блюдце, повеселел он. – Постойте, постойте! Я помню вас… Да, да, помню. Вы еще в канун февральского переворота листовки по всей академии разбрасывали.
– Правильно! – поразился Болохов памяти собеседника. – Вы тогда подошли ко мне и спросили: а зачем вам революция?
– И вы ответили: для счастья народного! Верно?.. – Евстафьев всем своим видом показывал, что он рад этой встрече. – Вот ведь как… Вот ведь как… Столько лет прошло – и на тебе… – Он покачал головой, а у самого улыбка не сходила с губ. – Так что же, выходит, вы больше не занимаетесь живописью? – спросил он.
Болохов усмехнулся.
– Но ведь вы сами только что дали понять, что наша живопись сегодня никому не нужна, – произнес он, пытаясь показать Евстафьеву, что и он не слишком-то доволен нынешней жизнью.
– Да, да, верно… – закивал головой Петр Сергеевич и вдруг, будто бы испугавшись чего-то, произносит: – Ну ничего, придет время – и мы кому-то понадобимся. Я просто уверен в этом.
Болохов покачал головой.
– Да что вы такое говорите, Петр Сергеевич! Бродские – вот кто сейчас в почете. Но вы же не захотите пойти по их стопам?
– Конечно нет! – невольно вырвалось у Евстафьева. – Но бродские – это временное явление. Все равно настоящее искусство возьмет свое. Да-да, так оно и будет… – Тут он не выдержал и снова бросился головой в полымя: – Приспособленцы есть и будут всегда. Это такие ловкачи, которые, не имея таланта, пытаются иными способами добыть себе славу. Они готовы служить любой власти – лишь бы их заметили и приветили. Ну а власть, как правило, не нуждается в истинных талантах, ей нужны те, кто будет исправно выполнять ее заказы, проводя ее идеологию в массы. Сегодня та же ситуация. Ловкачи быстро поняли, где находится кормушка, – и бросились к ней. Но настоящее искусство прирастает не ловкачами, а бессребрениками… Такими, как мой славный ученик Ваня Смотров, как тот же Леша Мальчиков в конце концов, как те пятеро наших товарищей, что удрали за кордон…
Сказав это, Евстафьев натурально испугался. Так всегда: вначале он выпалит то, что не надо, а потом переживает за свои слова.
– Вы говорите о художниках, которые не вернулись из Харбина? – спокойно отреагировал на слова собеседника Болохов. – Я что-то слышал об этом, но информация в наших газетах была настолько скупой, что я так ничего и не понял.
– Зато, говорят, весь мир об этом до сих пор трубит, – усмехнулся Евстафьев.