Вадик, тоже довольный, убежал, бросив мне через плечо:
— Меня тут не было, я ничего не видел!
Пришла Бабка Ежка, сокрушенно поцокала языком, спросила, буду ли я вызывать милицию.
— Полицию, — поправила я на автомате, мысленно прикидывая, сколько места займут картины, снятые со стены и сложенные аккуратным штабелем. — Нет, их я вызывать не буду. Хозяину позвоню, пусть сам решает, что делать.
— Что делать, что делать, — проворчала управдомша, тоже явно строя планы. — Деньги готовить, вот что делать! Будем на кодовый замок собирать, теперь-то уж у меня весь подъезд сдаст, как миленькие, никто не отвертится!
Она просветлела челом и, истово бормоча пугающее заклинание «двадцать три тысячи пятьсот разделить на пятнадцать квартир», удалилась.
Втроем с котиком Ромашкой и рыбкой Ивасиком мы до глубокой ночи переносили живописные полотна в неудобных тяжелых рамах в соседнюю квартиру.
Весь дедов музей поместился под кровать, размеры которой я только сейчас оценила по достоинству.
— Кто бы знал, что она так пригодится! — простодушно молвил Ромашка, и Ивасик зарделся, а я долго смеялась.
Спать я легла в хорошем настроении, омрачала которое только мысль о необходимости завтра заняться приведением в порядок разгромленной квартиры.
Я не стала на ней фиксироваться.
В конце концов, Ромашка прав, надо делать уборку в доме хоть изредка.
Правильно говорят, что утро вечера мудренее.
Выспавшись, я поумнела и поняла, что спешить с уборкой не стоит. Сначала надо официально уведомить хозяина квартиры о ее поругании и ограблении и дать дедову наследнику возможность показательно предаться скорби на пепелище. А то ведь не поверит в свое внезапное счастье!
Я позвонила Вадику и, старательно пригасив живую бодрость голоса, доложила:
— Доброе утро, если оно, конечно, доброе, в чем я лично очень сомневаюсь! Случилось страшное: мое жилище ограбили, взломали дверь в хозяйскую комнату и вынесли все картины!
— Уже?!
Вадик поперхнулся каким-то утренним напитком, прокашлялся и поспешил замаскировать предательскую радость:
— Уже…ль такое случилось?!
— Представь себе, — вздохнула я. — Стены голые, все художественные ценности пропали.
— Все-все? — переспросил Вадик с недоверием и уважением одновременно.
Понимает же, какая это была весомая ценность — пара центнеров мазни в резных рамах.
— То-то и оно, — горделиво подтвердила я. — Абсолютно весь массив любительской живописи вынесен под кро… В смысле, под покровом ночи он вынесен.
— Ой, как хозяин будет сча… В смысле, сейчас хозяин будет плакать, как дитя, — Вадик тоненько вздохнул и тут же начал насвистывать, как птичка. Потом вспомнил важное и озаботился: — Как сейчас выглядит ограбленная комната?