В задымленной хижине Китти бросала в камин содержимое маленьких сосудов: соль, хлеб, даже воду, сердито шипевшую.
– Что ты делаешь? – спросила Либ.
– На них еще остались следы елея, – сказала прислуга, – так что их надо закопать или сжечь.
Только в этой стране кому-то придет в голову жечь воду.
Розалин О’Доннелл ставила в стенной шкафчик жестяные банки с чаем и сахаром.
– А доктор Макбрэрти? – спросила Либ. – Вы собирались пригласить его перед приходом пастора?
– Разве его не было утром? – не оборачиваясь, произнесла Розалин.
Китти теперь занималась тем, что отскабливала пригоревшую кашу от кастрюли.
– И что он сказал про Анну? – нажимала Либ.
– Что теперь она в руках Божьих.
Китти как будто пискнула. Сдерживала рыдание?
– Как и все мы, – пробубнила Розалин.
Либ пронизал приступ ярости – ярость на доктора, мать, горничную и членов комитета.
Но у нее есть миссия, и она не вправе позволить, чтобы что-то отвлекало ее.
– Эта особая месса сегодня, в полдевятого, – обратилась она к Китти нарочито спокойным голосом, – как долго длится эта церемония?
– Не могу сказать.
– Дольше обычной мессы?
– О, намного дольше, – ответила Китти. – Два часа или, может быть, три.
Либ кивнула – показать, что поражена.
– Я подумывала остаться сегодня позже, чтобы сестра смогла пойти на мессу вместе с вами.
– Не стоит, – сказала монахиня, появляясь на пороге спальни.
– Но, сестра… – запаниковала Либ. Но потом повернулась к Малахии О’Доннеллу, сидевшему у очага с газетой. – Разве не следует сестре Майкл тоже пойти, раз дитя так ее любит?
– Да, конечно.
Монахиня в замешательстве нахмурилась.
– Да, вы должны быть там с нами, сестра, – сказала Розалин О’Доннелл, – чтобы поддержать нас.
– С радостью, – откликнулась монахиня, однако вид у нее был по-прежнему озадаченный.
Пока они не передумали, Либ поспешила в спальню.
– Добрый день, Анна. – Голос ее прозвучал неестественно радостно от облегчения, что удается остаться позже обычного.
Лицо у ребенка исхудавшее, желтоватое.
– Добрый день, миссис Либ.
Лежит неподвижно, словно распухшие лодыжки приковывают ее к кровати. Время от времени по телу пробегает дрожь. Шумное дыхание.
– Немного воды?
Анна покачала головой.
Либ попросила Китти принести еще одно одеяло. Прислуга с суровым лицом вручила его.
Держись, хотелось прошептать Либ Анне на ухо, подожди совсем немного, до вечера. Но она не могла рисковать и произнести хоть слово, пока нет.
День тянулся медленно, как никогда. И все же дом был словно в лихорадке. О’Доннеллы и их горничная толкались на кухне, вполголоса переговариваясь скорбными голосами и то и дело заглядывая к Анне. Либ занималась своим делом: подкладывала Анне под голову подушки, смачивала губы платком. Она сама от волнения дышала часто.