– Пусть это святое соборование принесет утешение и покой, – обратился он к родным Анны. – Помните, Господь утрет с их глаз все слезы.
– Благослови вас Бог, мистер Таддеус, – произнесла Розалин О’Доннелл.
– Случится это скоро или через много лет, – его музыкальный голос словно убаюкивал, – мы все встретимся вновь, чтобы больше никогда не разлучаться, в том мире, где не бывает печали и разлуки.
– Аминь!
Он вымыл руки в блюде с водой и вытер салфеткой.
Подойдя к дочери, Малахия О’Доннелл хотел было поцеловать ее в лоб. Но потом остановился, видимо решив, что теперь к ней нельзя прикасаться, как к святой.
– Тебе что-нибудь нужно, детка?
– Только одеяла, папочка, – мелко стуча зубами, ответила Анна.
Он укрыл ее одеялами до подбородка.
Мистер Таддеус сложил все принадлежности в саквояж, и Розалин проводила его до двери.
– Подождите, пожалуйста, – пройдя через комнату, окликнула его Либ. – Мне надо с вами поговорить.
Розалин О’Доннелл с такой силой схватила Либ за рукав, что лопнул шов.
– Мы не отвлекаем пастора досужими разговорами, когда он причащает.
Либ вырвала свой рукав и бросилась вслед за ним.
– Мистер Таддеус! – позвала она со двора.
– В чем дело? – Тот остановился, пнув ногой подвернувшуюся курицу.
Либ надо было выяснить, рассказала ли сейчас ему Анна о своем намерении искупить вину Пэта собственной смертью.
– Анна говорила вам о своем брате?
Его гладкое лицо напряглось.
– Миссис Райт, только ваше невежество в вопросах нашей веры оправдывает эту попытку склонить меня к нарушению тайны исповеди.
– Так, значит, вы знаете.
– Подобные бедствия не должны выноситься за пределы семьи, – продолжал он. – Анне никак нельзя было говорить с вами на эту тему.
– Но если вы убедили бы ее, объяснили, что Бог никогда…
– Несколько месяцев кряду, – перебил ее священник, – я объяснял бедной девочке, что ее грехи прощены, и, кроме того, мы не должны плохо говорить об умерших.
Либ удивленно воззрилась на него. Умершие. Он не говорил о намерении Анны пожертвовать собой ради искупления вины брата. Ее грехи. Мистер Таддеус имел в виду то, что сделал с ней Пэт. Я несколько месяцев кряду объяснял бедной девочке. Это означало, что после работы миссии, весной, Анна открыла сердце своему приходскому священнику, рассказала ему о смущении по поводу «тайного брака», о своей подавленности. И в отличие от Розалин О’Доннелл у него хватило проницательности поверить девочке. Но в качестве утешения он сказал ей только, что ее грехи прощены и она никогда больше не должна об этом вспоминать!
Когда Либ пришла в себя, пастор был уже на полпути к переулку. Она смотрела, как он исчезает за изгородью. Сколько еще таких «бедствий», которые мистер Таддеус обошел молчанием, произошло здесь – и в скольких семьях? Похоже, он не знает других способов облегчить страдания ребенка.