— Видишь, никаких проблем. — Улыбка Остина не затронула его глаз.
— Ты начал напиваться из-за меня. — Чувство вины охватило ее. Оно струилось по ней, пока каждый мускул в теле не заныл от этой тяжести.
— Нет. — Его резкий ответ эхом отразился от мрамора. — Я пил из-за себя. Вся вина на мне.
— Ты должен злиться на меня за то, что довела тебя до этого. — Кэрри пыталась придумать способ, чтобы обойти это предательство, чтобы смириться с этим, но не могла придумать ничего. Она была права, что уехала, но должна была примчаться обратно, как только узнала, что он забрел на опасную территорию. Вот что делаешь для того, кого любишь; упрямая или нет — она любила его так долго, сколько помнила.
— Нет, Кэрри. Не принимай это так.
— Как ты можешь не винить меня? — Она чуть не задохнулась от этого.
— Ты была здесь и... — Его голос оборвался. Когда он заговорил снова, в его тоне пробивалась хрипота. — Ты, несомненно, принадлежишь этому месту.
Панике пронеслась сквозь нее, убирая вину на второе место.
— Что ты говоришь?
— Думаю, мы достаточно поделились секретами для одного вечера. Мы здесь на вечеринке с людьми, чьи имена пишутся через дефис. Отпразднуем то, что именно ты ее организовала.
— Прямо сейчас работа меня не волнует.
— Ну, зато меня волнует. Это твой большой вечер, и мы не пропустим его. — Он скользнул своей рукой вниз и схватил ее. — Покажи мне музей.
Остин сидел на краю кровати Кэрри, одетый только в брюки от смокинга и рубашку, расстегнутую и болтающуюся на поясе. Упершись локтями в колени, он перебирал руками ее синее платье. Просто вспоминая о том, как он расстегивал его несколько часов назад после ночи веселья, Остин опустил свой взгляд к ее голове на подушке.
Затащить ее в постель было единственной мыслью, когда они вернулись в квартиру. Он заблокировал правду и проблески здравого смысла, торопясь получить ее обнаженной. Заняться с ней любовью в последний раз.
Сейчас ненужные мысли проносились сквозь его разум, когда он пытался справиться с воспоминанием об огромной улыбке на ее лице, когда она прогуливалась по музею. Остин провел большую часть ночи, пытаясь не пялиться на часы и надеясь на повод уйти пораньше. Кэрри же расцветала, разговаривая, смеясь и не беспокоясь о том, кто был перед ней, художник или чиновник.
Она приспособилась здесь.
После попытки манипулировать ею и завоевать ее, совершив целую кучу мужского вздора, чтобы получить свое, он наконец-то понял. Она хотела быть в Вашингтоне. Дело было не в нем, говорящем правильные вещи, или вообще имело отношение к нему. Она, музей, вот что имело смысл. Он был той частью, которая не вписывается.