Когда-то давно я уже смотрела на острый край ножа и думала, как быстро можно прекратить эту боль, но теперь я сильно отличаюсь от той слабой девчонки из средней школы. Я потратила годы на то, чтобы привести свои мысли в порядок, и будь я проклята, если откажусь от жизни из-за небольших сердечных мук и унижения.
Никогда ещё я не желала так принять ванну, как в эту секунду. Мне хотелось скользнуть в обжигающе горячую воду и утопить в ней свои слёзы, но сильнее всего я жаждала смыть со своей кожи все следы Вэста. Однако, вместо этого я взяла недопитую в канун Рождества бутылку вина и плюхнулась на диван, даже не потрудившись взять бокал.
Я ненавидела его, ненавидела за то, что он заставил меня ощутить что-то помимо безразличия, за то, что заставил хотеть чего-то большего, чем просто жизни на Аляске. Ненавидела за то, что он открыл мне на всё это глаза.
— Поехали со мной в Нью-Йорк, — сказал он во время ужина тем вечером, когда всё ещё был моим Вэстом.
Я не знала, что сказать, как ответить, но тепло, разливающееся по моему телу, говорило само за себя.
— Что я буду там делать?
Несколько минут он спокойно жевал, а затем произнёс:
— Ты смогла бы пойти в колледж моды.
Я что-то пробормотала в ответ, какой-то частичкой ощущая, что это не слишком хорошая идея. С нефтяными доходами моего отца из Оклахомы я, безусловно, могла позволить себе колледж в Нью-Йорке, но вопрос в том, хватит ли у меня смелости покинуть свою зону комфорта?
— Я не знаю…
— По крайней мере, подумай об этом, — сказал Вэст, беря меня за руку. — Я хочу разделить с тобой свой дом, свою жизнь, всё.
Именно это негласное обещание — что мы будем вместе, что он станет моей защитой от всего — стало толчком к тому, что я начала раздумывать об отъезде из Айаше.
Но в конце того дня оказалось, что Люк — просто придурок, который использует женщин в своих интересах. Он был ничтожеством, а я — наивной дурой, влюбившейся в такого как он.
И вот я сижу на диване, крепко сжимая в руке бутылку вина. Но не пью. Вместо этого я, уставившись на тёмную бутылку, пытаюсь стерпеть эту невыносимую боль в груди, лелея каждый маленький осколок стекла, впивающийся в меня, и с нетерпением ожидая дня, который исцелит мои раны. В конце концов, кожа на месте шрамов куда плотнее.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем кто-то постучал в дверь. Я встала, надеясь, что это Люк, и что мне удастся ещё раз выбить из него всё дерьмо.
Но за дверью стояла Фрэнни с сумочкой, перекинутой через плечо, и бумажным пакетом в руке.
— Я принесла тебе картофельного супа, твоего любимого, — сказала она, проходя в дом и быстро оглядывая всё вокруг. — Не думаю, что я была здесь раньше.