жизнь быть второсортной игрушкой в её руках. Господи, тогда забота Джека казалась чемто диким, донельзя неправильным. И ты видишь, что лишь спустя двадцать лет я
подпустил его к себе… Зря. Теперь он мертв. Мне нельзя никого любить. Просто нельзя!
— Моя юность была точь-в-точь, как твоя. Только возвращался я не к мамаше в убогую
квартирку, а в ещё более убогий детдом. Знаешь, что это за место? Это холодное, сырое
помещение с кучей озлобленных на жизнь детей и подростков. Они настолько несчастны, что в их душах нет света. Они могут убить тебя, забить до смерти. Там образуется два
лагеря: те, кто бьют и те, кого бьют. Я всегда был во втором. Но когда вырывался на улицу, становился зверем. Нет… не хочу об этом. Суть в том, что Джек подарил жизнь и мне.
Скажи, ты простил её, да?
— Нет… Мне просто не за…
— Простил, конечно. Я понимаю тебя, Макс. Клянусь, понимаю. Любовь, порой, разрушает, а не созидает. А больная любовь — и подавно. Они все были такими.
Одержимыми. Больными. Сумасшедшими.
— О чём ты, Стеф?
— Твои «бабочки». У них у всех крыша ехала после общения с тобой. Ты — грёбаный
Синяя Борода! Что ты с ними делал? Они были помешаны на мыслях о мести, о суициде.
Постоянно говорили, с какой радостью они бы тебя убили, даже расписывали сцены
убийства в деталях. Лишь единицы говорили, как хотели бы начать жить с нуля, забыть
весь кошмар прошлой жизни и просто начать жить. Боже, какой я придурок. Я соучастник
преступления! И был им столько лет. Ты бил их? Насиловал? Тебе становилось легче?
— На все твои вопросы могу ответить — да. Они шлюхи, причем «элитные». Ты же
понимаешь, что значит слово «элитные». Самые грязные, потасканные, развратные
шлюхи, которые были в этих борделях. Их жизнь — звон монет. И я не скупился. У всего
есть цена. И у боли тоже. Я платил, они терпели боль. Плевать я хотел на то, что было с
ними после. Кстати, что?
— Ничего хорошего. Я скоро свихнусь от нахождения рядом с тобой, у них и подавно не
было шанса сохранить рассудок. Есть один приют, я их туда устраивал. Правда, парочка
сохранила умение мыслить трезво. Они просили помочь им начать новую жизнь, и я
помог. Наверное, работают сейчас где-то. Мне нет прощения, — горько произнес Стефан, его разрывало на части. — О чём я думал?! О чём? И... чем?
— Не вини себя, Стеф. Единственный человек, который во всем виноват — я. И только я.
Я болен, знаю. Я не знаю только, что делать сейчас.
— Нет, я виноват. Я просто смотрел на твои зверства. Чертово чувство единения! Ты
знаешь, что я всегда буду молчать и делить с тобой всё, что бы жизнь тебе не подкинула.