— А в этой мне всё нравится.
— В этой ему просто с компанией повезло. Да, Мэтт? — подмигнул мальчику Лукаш.
— Да, — кивнул Мэтт и ещё сильнее прижался к сестре, а та погладила его по рыжим кудряшкам.
— Самая лучшая компания для любого — это он сам. И это не пессимизм, — сказала она.
— А что же это? — удивился Лукаш. — Пессимизм чистой воды. Ты посмотри на это с другой стороны: друг — это глаза, которыми мир на равных может взглянуть в твои глаза.
— Не знаю, как остальным, а мне сегодня немного полегчало, — вздохнула Ая, осторожно отстраняя Мэтта и поднимаясь. — Тяга к другим больше не кажется мне нездоровой тягой ходячего к костылям.
Ночь на Альфе всегда была временем волшебным, хотя бы потому, что многие из реализатов спали.
Сны реализатов, проскакивающие из их личной реальности в реальность общественную, как правило, были красочными и странными: одни порождённые ими сущности, будучи неподвижными, просто скрашивали собой ночь, другие же — те, в которых могло бы бродить туманное смысловое нечто, — слонялись по ночной Альфе без смысла и цели, потому что и смыслы их, и цели оставались там, у их хозяев, — с другой стороны сна.
Они были медлительны и беззлобны, их никто не трогал и никто не боялся.
Домой шли пешком: Роберт, за ним — Ая и Лукаш, несущий на руках Мэтта. Шли молча, потому что всё, что хотело быть сказанным, было уже сказано.
Ночь была тёмной и густой, как кисель. Темнота вокруг вздыхала и колыхалась, время от времени то тут, то там россыпью разноцветных огней в ней вспыхивали причудливые эфемерные сущности. Туман садился реализатам на плечи мелкими холодными каплями и пробирал до костей.
Дорога была тёмной, но никому, кроме Мэтта, не нужен был свет, а Мэтт почти спал.
Февраль был на исходе. Люди и машины сообща сгребали остатки уходящей зимы.
Весь последний год Бенжи был занят почти 24 часа в сутки, что нисколько его не отягощало. Он думал, анализировал, общался, устраивал семинары и благотворительные акции. На него больше не накатывала созерцательность: в редкие моменты бездействия он доставал из архивов собственное представление о том, кто он, зачем он, как ему быть, и, как правило, звонил Ае:
— Привет, принцесса. Это король. У меня тут полмира нарисовалось. Хочу подарить. Куда принести?
— Привет, Бенжи. Я тоже рада тебя слышать. Как у тебя дела?
— Весь последний год — как у робота-пылесоса в хозяйский выходной, — отшучивался Бенжи и улыбался. — А у тебя?
— А мне снятся странные сны, — пожимая плечами, вздыхала Ая. — Мне снится сын. Он приходит ко мне почти в каждом сне и говорит: "Привет, мама. Я Данек, твой сын". Смешно, правда? Ну, какой у меня может быть сын?