Андроид замешкался, сгружая у входа яблоки.
— Бенжи! — позвала откуда-то из глубины Ая. — Иди сюда.
Она ждала его у окна: огненно-рыжая девочка в ярком голубом платье на фоне ярко-голубого неба.
— Я тоже хочу подарить тебе кое-что.
— Что? — беззаботно откликнулся он.
Она шагнула ему навстречу и обняла, — так, что её прищуренные глаза оказались в нескольких сантиметрах от его глаз:
— Воспоминания. Ты только не бойся.
Как это, удивленно и пока ещё благодушно подумал Бенжи, ты же знаешь, я не умею бояться, но вопрос замер у него на губах, потому что внутри у него внезапно поднялось неведомое.
Может быть, всё началось с Аиных пальцев, а, может, с его спины, которой эти пальцы касались, — он не знал, но только кожа его под её пальцами неожиданно стала мягкой, и в ней зашевелилось то, чему у него пока не было названия.
— Это нервы, Бенжи. Это растут нервы. Ничего не бойся, — улыбаясь, шептала Ая, глядя внимательно в его до предела расширившиеся зрачки. — Я просто хочу показать тебе, что такое быть человеком.
Человеком?! — отчаянно подумал Бенжи, опуская взгляд вниз, — зачем?!
Чтобы любить тебя, молча улыбалась она и обнимала, и гладила его, и под её тонкими белыми пальцами в него врастала вселенная. Чужая вселенная, новая вселенная, имеющая совершенно другие свойства и качества…
— Слышишь, как сладко пахнут яблоки? — шептала она. — Это они текут в тебя — углерод, фосфор, азот…
И Бенжи и правда чувствовал, что воздух вокруг него приобретает заметный сладковатый вкус. Яблоки, думал он, надо же, как сладко пахнут яблоки.
— Поцелуй меня, Бенжи, — сказала Ая, не снимая ладоней с его счастливого лица. — Пожалуйста.
В тот день, когда Хаббл засёк в районе Змееносца чужой корабль, Мэтт как раз в первый раз в жизни пошёл в школу.
Так уж сложились обстоятельства, что почти весь день он провёл в неведении: большой голографический экран в школьном фойе рассказывал первоклашкам исключительно о расположении школьных буфетов, туалетов, о правилах поведения и совсем не крутил новостей.
Позже, вечером, уже лёжа в кровати, Мэтт заново перебирал в памяти произошедшее: и холодный сентябрьский рассвет, и суетящихся вокруг людей, и испуг в глазах у родителей, по третьему разу пересматривающих вечерние новости, и Лукаша, к чьей реакции мальчик затруднялся подобрать определение.
Лукаш воспринял новость ровно, даже буднично. Усмехнулся только по своему обыкновению куда-то в сторону — то ли себе самому, то ли будущему, которое снова поворачивалось очередной затейливой стороной — и всё.
Сам Мэтт полночи не спал, всё смотрел в окно на затянутое облаками небо и представлял себе чужаков похожими то на реализатов, то на рукокрылых дроздов, то на оставшихся на Альфе кошачьих лемуров, а когда заснул, сны его были дурными и беспокойными.