— Ну, пойдем, — согласился он как будто спокойно.
По дороге разговаривали. Как обычно, в основном говорила Татьяна. А Лёня вроде бы и участвовал в беседе, но как‑то совсем уж отрешенно, странно поглядывая время от времени то на руки Танины, то на колени ее, белеющие из‑под темно — синей джинсовой юбки. Так что по приходу домой клубочком томившаяся в женской груди тревога, уже холодком охватила все тело. И что‑то сомневалась Таня, что поход в театр, который у них на сегодняшний вечер запланирован, как‑то поднимет ей настроение. Взрыва ждала, скандала.
— Мы есть будем или я могу собираться?
— Собирайся, не торопись. Перед спектаклем прогуляемся, а после поужинаем. Отдохнем как люди, пока Настя на каникулах.
Детский садик, как всегда в июне, закрыли на ремонт, и практически все время Настя проводила с дедом. Он всегда находил, чем ее занять.
— Хорошо, — Татьяна сбросила сумку с плеча и скрылась в ванной. Лёня уселся на диван, включил телевизор.
Но как‑то быстро Таня собралась и не заметил времени. Впав в расслабленно — сонное состояние, счет ему потерял. Даже удивился слегка, когда она уже одетая в платье, накрашенная чуть сильнее, чем обычно, и вкусно пахнущая густыми вечерними духами зашла в гостиную.
Не получилось у нее сегодня покрутиться перед ним и легко спросить, как она выглядит. Слишком напряженно Леонид выглядел, что опасалась словом его на взрыв спровоцировать. Сколько этих ревностных припадков от Бориса вытерпела. И молчать тоже не дело.
— Лёня, ты же не думаешь про меня всякую чушь? — спросила неверным голосом и провела руками по бедрам, сомневаясь, хорошо ли сидит на ней это платье. Ни разу его еще не надевала.
— Что? — переспросил.
Правда не слышал, что она сказала. Воспринял только свое имя, а когда голову к ней повернул, то дар речи потерял. И ничего вроде особенного. Прямого силуэта голубое платье до колен и снежно — белеющая на изящной шее нитка крупного жемчуга. В этом платье Танины бедра казались чуть шире. Так прелестно женственно широковаты они были, что руки к ним так и тянулись. И платье, которое она только надела, захотелось тут же снять.
— Ты же не думаешь?
— Что не думаю?
— Чушь… про терапевта…
Лёня с трудом увязал в голове «чушь» и «терапевт».
— А ты про этого, который в масле?..
— Ну… Я тебе не давала никакого повода.
— А мне повод и не нужен. Мне фонарного столба рядом с тобой достаточно.
— Лёня… — после этих слов Таня еще больше разнервничалась.
— Что — Лёня? Конечно, я ревную. Конечно. Иди сюда, — он двинулся вперед и протянул ладонь. Таня подала ему руку и позволила усадить себя к нему на колени. — Вот как тебя можно не ревновать?.. Пусть этот терапевт будет поосторожнее с руками, а то ему самому срочная госпитализация понадобится. И нейрохирург.