Ночная трава (Модиано) - страница 30

Судя по всему, он почувствовал облегчение, рассказав мне все это. Даже как будто переводил дух. Вот так. После такого вступления ему, конечно, будет легче перейти к главному.

— Если вкратце, мое положение было, так сказать, довольно щекотливым… Я оказался меж двух огней… Я виделся одновременно и с теми, и с другими… Можно было подумать, что я веду двойную игру… Но все гораздо сложнее… В сущности, двойной игры не бывает…

Он наверняка был прав — так убежденно и веско произнес он эти слова. Любопытно, что последняя фраза прочно запомнилась мне. И еще многие годы, когда я гулял, в основном по ночам, в отдельных уголках Парижа, — один раз это было прямо у Дома радио, — мне порой слышался далекий голос Агхамури: «В сущности, двойной игры не бывает».

— Я был недостаточно осмотрителен… Я позволил затянуть себя в одно скверное дело… Знаете, Жан, некоторые из тех, кто часто бывает в отеле «Юник», тесно связаны с Марокко…

Постепенно зал наполнялся людским гомоном, и за столиками напротив нас ужинало уже гораздо больше посетителей. Агхамури говорил тихо, и я не все мог расслышать из его слов. Да, отель «Юник» был точкой, где встречались определенные люди из Марокко и французы, имевшие с ними «дела»… Но что это были за «дела»? У того Жоржа с лунным лицом, о котором Поль Шастанье сказал, что он далеко не пай-мальчик, был в Марокко собственный отель… Поль Шастанье долгое время прожил в Касабланке… А Марсиано родом оттуда… А сам он, Агхамури, оказался среди этих людей благодаря другу из Марокко, который часто бывал в студенческом городке, хотя на самом деле занимал пост в посольстве — он был советником по вопросам безопасности…

Он говорил все быстрее, и мне было сложно улавливать нить в потоке все новых подробностей. Может, он хотел сбросить с себя бремя, секрет, который слишком долго носил в себе в одиночку. Вдруг он осекся:

— Прошу прощения… Вам, должно быть, кажется, что это все не имеет отношения…

Вовсе нет. Я умел выслушивать людей. И даже когда совершенно не понимал, о чем мне говорят, я продолжал смотреть на собеседника во все глаза, проницательным взглядом, так что он был уверен, что нашел во мне внимательнейшего слушателя. Я мог думать совсем о другом, но не переставал пристально смотреть в глаза, точно жадно ловлю каждое его слово. Но с Агхамури все было иначе. Поскольку он был из тех, кто окружал Данни, я старался понять все. И надеялся, что он обронит пару слов о той «грязной истории», в которую, как он сказал, замешана Данни.

— Вам повезло… Вам не приходится копаться в этой грязи, как нам… У вас еще чистые руки…