— Но… — попробовал возразить сын.
— Никаких «но», — одернул его Старик. — Сколько мог — я тебя учил. Больше не могу! Стар уже…
— Но я не прошу у тебя денег.
— А куда пойдешь? Некуда! Выброси из головы эти глупости. Да смотри, не забудь про учителку. Покрутись вокруг нее. Что ни говори, каждый месяц зарплата в дом пойдет. Я сказал все! — И, не выслушав доводов сына, он повернулся к нему спиной и зашагал к хлеву.
10
Запестрели по городам и селам осенние ярмарки.
Люди готовились к ним все лето. Ребята собирали оброненные в полях початки кукурузы, чтобы продать и скопить левы. Хромой певец Петко Топалал штопал старый зонтик и подбирал в свой репертуар кто знает откуда выкопанные песенки о страшных событиях и душещипательных историях. Софийский цирк натягивал свой белый купол. За неделю до открытия ярмарки уже вертелись «чертовы колеса». Новые выставочные павильоны готовились показать достижения кооператоров.
Ночами тесная немощеная площадь городка кишела народом. Сверкали на качелях разноцветные лампочки. Кашляли, захлебывались движки. С плоских стен тиров улыбались накрашенные девицы, сзывая деревенских женихов.
Каждый веселился как душе угодно. В набитых до отказа пивных музыканты глохли от собственной музыки, задыхались от едкого запаха кебаба.
Томе нравилось толкаться в толпе, задерживаться у тиров и, как всякому парню, пробовать меткость своего глаза.
Тут, среди крика фокусников и хриплых голосов модных певцов, он чувствовал себя как рыба в воде.
Нынешняя ярмарка была для него долгожданным событием. Уже с раннего утра он смешивался с оживленной толпой, на какое-то время забывал о том упрямом чувстве, которое зрело в его душе все это лето. Шутил со случайно встреченными старыми знакомыми, заигрывал с девушками, а глаза его не переставали шарить по лицам людей. Иногда он прибавлял шаг, устремляясь за каким-нибудь пестрым платьем, но вдруг останавливался, разочарованный и опечаленный. Девушка и вправду походила на Маргу, но от этого было не легче. И странное дело, к вечеру обострялось непривычное для него чувство одиночества.
Наступал вечер, темный и влажный. Зажглись первые лампы. Пестрая базарная толпа стала еще плотней. И хотя недавно прошел дождь, над головами людей клубилась пыль, поднятая сотнями ног. В свете ламп она казалась маленькими облачками молочно-белой сахарной кудельки.
«Куда пойти? — Тома остановился в самой гуще толпы. — Туда, где Старик приценивается к волам? Но что мне там делать?»
С тех пор как открылась ярмарка, отец с утра до ночи вертелся вокруг волов, ожесточенно торговался с их хозяевами, быстро загорался и так же быстро остывал. Твердым кулаком толкал в ребра худую скотину, ругался, как последний извозчик, незнакомым осипшим голосом: