без крайней необходимости. Тот человек уже почти наверняка ушел из жизни.
[16] Может быть, на его совести есть тексты гораздо хуже, чем тот, направленный против нас. Наверное, были. Возможно, он исполнял определенные функции. Не мне докапываться до истины. Сами русские должны будут свести счеты с русскими и, должно быть, сделают это, если гласность, о которой так много говорится теперь, когда я пишу эти слова, уцелеет и окрепнет.
Мое дело – только рассказать о совершенной ошибке ради пользы читателей. Так вот: как в те времена, так и по сию пору нельзя сводить друг с другом не знакомых между собой русских без предварительного согласования вопроса, словом – никаких товарищеских импровизаций. Возможно, и тут произойдут когда-нибудь изменения. Но если да, то медленно.
Такая страна, такая в ней жизнь.
А вот дополнительная иллюстрация: примерно тогда же, когда случился описанный ленинградский эпизод, я совершил подобный, хотя менее серьезный промах в Москве. Только что встреченную и очень симпатичную девушку я пригласил с собой на ужин к знакомым, с которыми уже установились добрые отношения. Ничего особенного не происходило, разговор за столом шел вполне непринужденно, только очень чуткое ухо уловило бы в нем некое похрустывание кусочков льда, как в бокале с коктейлем. В какой-то момент взгляд хозяйки мимолетно коснулся меня. Я прошел на кухню. Выговор, несмотря на его вполне приличную форму, был основательный. «Ты кого к нам привел?» – «А что? Нормальная девушка, очень милая…» – «Милая, это правда, но ты понимаешь, кто она?» – «Нет». Хозяйка согнутым пальцем постучала по столу. «Почему?» – «Потому что работает в Инъязе.[17] А если там работает, то имеет дело с иностранцами. А если общается с ними, то должна… Понимаешь?». Я молчал, удрученный, но в душе всё возмущалось – почему должна?… (Спустя какое-то время у меня уже были аргументы, в начале этого раздела я упоминал о знакомствах с людьми, которые по роду службы также были «должны», но, однако, как выяснялось, не делали этого, поскольку не хотели. Но случай этот относился к одному из первых приездов, когда я лишь всему учился). Хозяйка, кажется, ощутила мой бунт: «А кроме того, когда я спросила, где она работает, девушка покраснела. Догадываешься, почему? Так как поняла, что я обо всем знаю…». Это и был тот хруст кусочков льда, которого я прежде не расслышал. Этикет и развитый за десятилетия инстинкт самосохранения требовали в таких случаях вести себя, словно ничего не произошло. Но в воздухе уже появилось электричество, напряжение – вернуть прежнее настроение было невозможно. Я вернулся в гостиную, спустя какое-то время мы ушли, я проводил девушку, обещал вскоре позвонить, но не позвонил и никогда больше ее не видел. Может, я напрасно обидел человека, но вина была невелика – капля в том океане наказаний без преступлений, преступлений без наказаний, где всё перемешалось столь запутанным образом. Не знаю и никогда уже не узнаю, а рассказываю лишь, как было, чтобы вы могли лучше почувствовать терпкость, липкость и мутность той атмосферы существования.