– И что же я о тебе не знаю? – хмыкнул вампир.
– Многое. Но один момент я просто обязан тебе объяснить. Ты любишь смотреть на хищников и чувствовать себя выше, сильнее, опаснее их. Но у тебя нет чудовища внутри. Хватает тебя самого, хе-хе. А вот я смотрю в глаза своему чудовищу каждый день. Хочешь посмотреть в эти глаза?
– И почему я это должен делать? – на сей раз в голосе, к привычному уже скептическому превосходству, добавилась нотка неуверенности. Слабенькая, не эмоция, а пока что ее тень. Торну, впрочем, хватило и этого. Разговор пора было заканчивать, а то вампир и раньше времени задергаться может.
– Поэтому… Не все ли равно, откровенно говоря? Причин много, но по факту достаточно одного только моего желания. И… Знаешь, прощай. Ты был сильным врагом.
Торн посмотрел на вытянувшееся лицо собеседника, обрезал поводок и выпустил Зверя.
Никто в первый момент не понял, что произошло. Просто тело оборотня начало изменяться. Не рывком, как обычно, а медленно, плавно. Затрещала, расползаясь, одежда, и грубая черная шерсть полезла во все щели. С треском лопнули металлические браслеты кандалов – лапа чудовища была вдвое толще человеческой. И вот, перед опешившими вампирами замер во всей своей чудовищной красе Зверь.
Вампиры слишком понадеялись на подавляющие магию оковы. Но метаморфоза – это не совсем магия, запросто ее не остановить. И в результате они упустили момент, когда Торн, отпустив Зверя, подвергся полной метаморфозе. В прошлом он делал это один-единственный раз, и воспоминания о том случае были не лучшие. Но вот ощущение чудовищной, опьяняющей мощи осталось тем же самым, а сила и скорость вкупе с вернувшейся магией были именно тем, что ему сейчас требовалось.
Талах Аль Джоре пришел в себя первым. Он был высшим вампиром, прожившим больше, чем все, собравшиеся здесь, вместе взятые. Положение, как говорится, обязывает, а опыт не пропьешь. И, отчаянно, удивительно тонко, будто заяц, заверещав, он кинулся в сторону выхода. Зато его подручные, напротив, бросились вперед. До них еще, очевидно, не дошло, с кем они связались, но это были теперь исключительно их проблемы.
Первого вампира, обогнавшего сородичей и даже успевшего поднять для удара кривую орочью саблю, Зверь просто разорвал пополам. Двое других попытались действовать сообща, но это у них не слишком-то получилось. Зверь, двигаясь с недоступной для них скоростью, пронесся мимо, чуть махнув лапой – и один из вампиров сложился пополам, схватившись за живот.
Он бы, может, еще и оклемался, вампиры – твари живучие, но Зверь вновь пронесся, втоптав его в пол и одним ударом когтей разрубив шею второму. Тот, правда, успел ударить в ответ, но толку от этого не было. Плотная и невероятно прочная шерсть Зверя облегала его тело гладким, блестящим доспехом, более прочным, чем кованый панцирь. Встав над трупами, Зверь оглушительно взревел, а потом посмотрел маленькими, налитыми кровью глазами на все еще распятых на стене пленников.