Глупая. Он ревнует. И он собственник, как любой мужчина. Но она не его женщина, чтобы он заявлял на нее права. Он же не слепой, видит, как она мечется, словно в клетке зверь, между ним и другим мужчиной. Эти звонки и смс, ее реакция на них выдает с головой. Это было совершенно не в стиле Волкова: давить на женщину своей силой, принуждать ее к выбору, ставить ей ультиматумы своей ревностью. Действительно, он никогда не будет душить ее, проявляя собственнические инстинкты. Пусть она делает свой выбор сама.
А ее требования яро ревновать — лишь детские капризы. Она еще девочка в душе, которой кажется, что мужчина должен проявлять силу везде и всюду, раз уж ею наделен. Даже по отношению к ней. Однако для Ивана это было неприемлемо. Мужчину делает мужчиной не сила, а то, как он этой силой распоряжается.
***
Игристый, точно пузырьки шампанского (пусть будет «экстра-брют»), под подошвами ботинок и сапог скрипел снег. Ирина прислушивалась к его скрипу, а в ее сознании он моментально вызывал странный ассоциативный ряд.
Их с Ваней постель. Воздушное утро, наполненное невесомостью, потоками студеного воздуха, омывающее их своей бодростью и зарядом энергии. А у них тепло, они согревают друг друга — и зима не страшна. И кровать так тихо, еле различимо поскрипывает, когда она слегка изменит позу сна или Ваня немного пододвинется к ней, чтобы его рука охватывала ее талию.
Но откуда берутся такие дурацкие сравнения? Возможно, все дело в «объективном корреляте», на который ссылается Треслав из «Вопроса Финклера», а вполне возможно, ответ еще проще: ее мучают частые и глубокие укусы взбесившейся совести, которой не очень-то нравилось обманывать Ваню.
— Ира, рад тебя видеть, — голос Сергея буквально разрезал стискивающую духоту ее мыслей. — Выглядишь прекрасно. Впрочем, как и всегда.
Если и есть слова более банальные и клишированные, чем «Ты прекрасно выглядишь», которые можно сказать женщине, то это точно будет «Привет!» и «До встречи!». Девушка скептически сморщила носик, оглядывая себя снизу вверх: бледно-тусклая расцветка простенькой одежды, вязаные варежки, купленные на рынке, сапоги не из настоящей кожи. Да и шапка смешная, но болеть не хотелось.
— Ты так и не научился врать, — ответила она, стараясь не смотреть на него слишком долго и слишком упорно. Красивый и богатый, черт этакий! — Прости, вранье не в твоем стиле. Твой стиль — сбегать, не удосужившись даже соврать любимой девушке.
Она умоляла себя прекратить этот разговор, клялась себе не бить его розгами за то, что он оставил ее, тем самым показывая свою слабость перед ним. Но невидимая рука уязвленного женского самолюбия сама поднималась из раза в раз и наносила ему шрамы плетью по лицу. Оскорбление, причиненное его бегством, гнойными пятнами расползалось в душе. Ей нужны были его лепечущие извинения и нелепые отговорки. Как они нужны любой обиженной женщине, чтобы придавить эту самодовольную морду каблуком прямо к земле.