— Прости, Ира, я сам не знаю, как так вышло. Ты во всем права, все твои слова обо мне являются правдой. Я предатель, даже не лгун, а просто гнусный дезертир. Покинул поле боя, струсил!
Ирина старалась не улыбаться слишком широко, наверное, это было неуместно. Однако она задыхалась про себя, слушая, как хрустит снег, напоминавший ей о каждом утре с Ваней, точно она держала мизинцем хрустальную вазу, и эту честь доверили ей, и одновременно с этим выслушивая, как искариот-бывший линчует себя на ее глазах.
Только женщина может с сахарной улыбкой на губах вкушать мед и кровь, впитывать в себя радость и боль. Только женщина способна наблюдать за смертью одного гладиатора и соблазнительно манить к себе пальчиком другого. Все в ней, в женщине: и страсть с огнем, и хладнокровие со льдом. Коктейль смерти, в котором ингредиенты каждый раз смешиваются заново, неся жизнь или погибель. Лотерея, где никогда не угадаешь, какой лот вытащишь.
— Ну подожди, остановись, — воскликнул Сергей и сжал ее плечи. — Не будь такой категоричной, Ира. Я же прошу у тебя прощения, валяюсь у тебя в ногах. Как мне доказать, что я все осознал и каюсь?
— Очень просто. Верни время назад и не брось меня, а каждый божий день помогай мне спускаться с лестниц и ходить в туалет. Слабо, правда?
— Такое никому не под силу, и ты это знаешь!
— Знаю. Зато любому из нас под силу сделать выбор в той или иной ситуации, вот тогда-то маски слетают с лиц, как листва во время засухи. Ты свой сделал, разве не так?
Они забирались друг другу взглядами под кожу, под сеть голубых ниточек-вен, в самую сердцевину нервной системы. Один неправильный выбор может поставить перед тобой тупик, который невозможно обойти. Остается только молотить по нему избитыми в кровь руками, но дверь в стене не появится.
— Я очень сожалею о нем, милая, — ласково произнес мужчина и наклонился ближе к лицу девушки. — Давай вернем все назад. Наш Париж, Панган, Юкатан, Маврикий, Дубай. Вспомни, сколько всего было в каждом из этих и сотне других мест. Просто прости меня один раз, зайка.
Ирина собиралась накричать на него и уйти, но его губы опередили ее решения. Иссиня-белые щеки, ставшие белее мела на жестоком, бессердечном морозе, запылали точно угли, стоило ему захватить ее вишневые от гигиенического бальзама губы в горячий поцелуй. Должно быть, лед у них под ногами начал давать трещину…
Звонок мобильного Ирины прервал это вероломство по отношению к Ване. Она чувствовала себя вандалом, покусившимся на памятник чистых, бескорыстных эмоций, которыми он делился с нею. А она…