— Нет. Шлюха — это женщина, продающая свое тело. Ты как считаешь, у тебя есть цена?
Молчание протянулось от обоих во все стороны пространства белыми нитями. Водка туманила Волкову мозг, подменяя его обычно спокойный, рассудительный нрав каким-то сорвавшимся с цепи животным. Он ненавидел ее за то, что она оказалась не той Ирой, в которую он чуть не влюбился! Этой девушке больше подходило имя Ирэн, и она не стоила того, чтобы сходить по ней с ума.
— Откуда ты узнала, что я живу тут? — сменил тему он, ощутив стойкий прилив омерзения от унижения Ирины.
— Отец сказал. Я звонила ему, он куда-то пропал, — она запнулась, стерла слезы и продолжила: — и мне даже не с кем было поговорить.
Из него так и рвались наружу слова о том, что она достойна своей семейки. Вересов действительно запропастился, даже на работе не появляется. Иван уведомил его в должном порядке о смене своего адреса, но сердце чуяло, что что-то здесь не так.
— О чем ты хотела поговорить со мной? Из меня сейчас плохой собеседник.
— Потому что я обидела тебя, да?
— Нет, потому что в тот момент, когда я упивался зрелищами в цирке уродов, умерла моя бабушка. И вместо того чтобы просидеть у ее кровати в этот последний день, я смотрел на то, как ты куришь травку, бухаешь и унижаешь Лилию.
Третий круг тишины, и у Волкова уже бил в голове набат. Ему бы очень хотелось, чтобы ее такие гладкие, приятные на ощупь ручки приласкали его, погладили по голове, а пухлые, конфетные губы произнесли слова утешения. Посидеть бы еще на диване под стук балбеса-дождя, вечно трезвонящего по крышам, наслаждаясь тишиной и ощущением родной души рядом. Но как поет «Ария»: «Жизнь разбивает все надежды и мечты».
В итоге жизнь оказывается ложью, сплошным разочарованием. Она является нагромождением иллюзий, на которые у тебя хватило фантазии.
Ирины слезы отрезвили его.
— Прости меня, больше не скажу ни слова. Прости, пожалуйста, — пошел на попятный Иван. — Мне надо выспаться, напиться хорошенько и выспаться, а потом уйти с головой в работу. Сейчас я разбит и не могу мыслить рационально. Эмоции взяли верх, прости.
— Мне очень понравилось общаться с тобой, гулять, заниматься… Я хочу вернуть это обратно, — тихо, на границе своего диапазона сказала она, боясь собственного голоса. — Я была очень неправа тогда, черт меня дернул ляпнуть про Лилию. Я… я ревновала к ней.
— Зачем меня ревновать? Я не твой мужчина, Ира.
— А я хочу, чтобы был моим, — эти слова совершенно потонули в пуловере, в который она почти зарылась, чтобы скрыться от вездесущего, осуждающего взгляда Волкова.