А ведьма… о чем думала она, вперив в пустоту незрячие бельма? Может, видела что-то, недоступное взору простого смертного. Может, вспоминала свою любовь, которая обязательно должна случиться в жизни каждого живого существа, будь то человек или зверь.
– Будь по-твоему, – наконец произнесла она. – Коли нужно к черту, так будет тебе черт.
Игнат поежился. Было ему странно и страшно слышать такие слова. Но все же он попытался отшутиться:
– Что ж, научишь меня, как до пекла добраться?
– Да нет в этом нужды. Выгнали из пекла черта моего. Сам он к тебе пожалует.
– То есть как выгнали? За провинности какие? Или дела добрые?
Ведьма засмеялась снова:
– Вот этого я сказать не могу. Да и ты у него не спрашивай, коль с ним разговор держать придется. Только, надеюсь, сама все выведаю. Мало кто после встречи с ним в живых остается.
От этих слов по спине Игната поползли мурашки, но он не подал вида, спросил:
– Когда ждать его?
– Со дня на день. Думала, вы раньше уедете, чтобы беды не случилось. Да теперь этого не нужно, ты сам беду накликал. Слышишь? – Она подняла подрагивающие пальцы.
Игнат прислушался, но тишина по-прежнему окутывала лес, будто одеялом. Только мерно отсчитывала секунды весенняя капель.
– Нынче птицы неспокойные, зверье в норы попряталось, – сказала ведьма. – Скоро лунное затмение грядет. Тогда и жди его.
И потянулись долгие, напряженные дни ожидания.
Игнат еще больше замкнулся в себе, стал нервным, оглядывался на каждый шорох. Сны в эти ночи были тревожны и страшны. Снились ему языки подземного пламени, в которых корчились грешные души, отрекшиеся от истинной веры и заключившие сделку с нечистым. У некоторых из них были знакомые лица дядьки Касьяна и егеря Мирона. Была там и Касьянова жена, проверившая Марьяну на невинность. Была там и бабка Стеша. Выгнув горбом старушечью спину, она манила Игната сухим пальцем и бормотала под нос что-то неразборчивое, но от того не менее страшное.
«Что же ты, бабуль? – с горечью думал Игнат. – Хотела, видно, как лучше. Да только развязала руки нечестным людям. Открыла дорогу в сытую жизнь для подлецов и трусов. А душу безгрешную на заклание отправила. Вот теперь горишь в геенне огненной за грехи. И меня за собой тянешь».
Он просыпался в поту, задыхаясь, чувствуя кожей обжигающее прикосновение лавы. Тогда просыпалась и лежащая на соседней скамье Марьяна, тревожно шептала ему:
– Что ты, Игнаша? Плохо опять?
Игнат молча качал головой и отворачивался к стене, но заснуть больше не мог. Так и лежал в полудреме, ворочаясь с боку на бок, слушая, как шумит за стенами тайга и как скребутся в ларе пронырливые мыши.