Господи, почему же ты позволил это? Ведь это ты являешься великим и полноправным автором всех наших судеб! – Он снова обращался к Богу, которого когда-то проклинал и высмеивал. Он не переставал говорить с ним. – Зачем же ты потворствуешь этому кошмару? Зачем позволяешь так беспощадно кромсать жизни своих героев? Неужели у тебя закончились чернила? Впрочем, кто, как не я, обязан понять тебя – сам ведь никого никогда не жалел. Сочинял, давая полную свободу фантазии, выдумывал сюжетные повороты, способные кому угодно пощекотать нервы, играл героями, точно марионетками. Мне казалось, что это так интересно – управлять судьбами! Я даже не заметил, как возомнил себя таким же всесильным, как ты, пока однажды…
Писатель вдруг замолчал и, бросив небрежный взгляд в дальний угол комнаты, где висела яркая картина, нарисованная детской рукой: маленькая танцовщица в балетной пачке раскинула руки в затейливом движении, а над ней светит яркое, улыбчивое солнце. Это был единственный предмет в комнате, не сломанный и не покрытый пылью: лишь его каждый день касалась рука хозяина – как напоминания о лучшем, горькой памяти о навсегда утраченном. Николай Иванович едва заметно усмехнулся.
– …не знаю, Творец, встречались ли на твоем пути люди, способные перехитрить тебя и выстоять вопреки твоим испытаниям и умыслам, – продолжил он свой монолог, – а вот мне такой персонаж встретился. И кто бы мог подумать, что это будет девочка. Маленькая и хрупкая балерина. Едва оперившаяся пигалица, которая затем превратилась в женщину. Подобно искусному ювелиру, я огранял этот самородок – тщательно выписывал ее днями и ночами напролет. Как мне нравилось всякий раз надевать на нее белую пачку, ставить на пуанты и выводить на сцену. Она получилась просто прекрасной! У меня и сейчас не хватило бы слов, чтобы выразить ее красоту такой, какой она предстала в моем воображении. Наверное, я даже полюбил ее, но страсть к творчеству и торжество владения созданным мною миром пересилило все остальное. Прелестную балерину ждала печальная участь, я сделал все, чтобы нещадно искромсать ее судьбу, которая могла бы быть такой лучезарной. Она была вынуждена проходить через ужасные испытания. Вся ее жизнь, такая завидная на сцене, за кулисами оборачивалась драмой. Я подкладывал ее в постели к богатым мужчинам, которые лишь пользовались ею, подставлял ее шею под нож завистливой соперницы, отбирал у нее ребенка, душил руками родной сестры… Все это должно было уничтожить ее, растоптать, довести до желания скорее покончить со всеми страданиями, но вместо этого любые неудачи только еще сильнее разжигали в ней страсть к жизни и заставляли выходить на сцену вновь и вновь, отдаваясь любимому делу с неистовым рвением…