— Простите, я к Владиславу Евгеньевичу, — отозвался он.
— Яровому?
Согласный кивок сестру удовлетворил.
— Справа по коридору через дверь, — потеряла интерес она, и Константин зашагал дальше.
Возле ординаторской застыл на мгновенье. Постучал: приличия. Открыв дверь, увидел врача за столом. Откашлялся.
— А Владислав Евгеньевич здесь? — спросил, замявшись.
На него глянули сквозь толстые стекла очков.
— Родственник?
Константин кивнул, лишь после ответа сообразив о контексте вопроса.
— Подождите в холле. Доктор к вам подойдет. — Вышел.
В холле семья. Жмутся друг к другу. На лицах нервозность. Хочется плюнуть на все и уйти, но Константин присел на кушетку.
За окном вяз шелестит листвой, шарпает ветвями о стену. Сквозь зеленый заслон пробиваются солнечные лучи, бьют в глаза, но мужчина не отворачивается. Терпит, привычен. Человек вообще многое может вытерпеть, устроен так. "Терпеть и надеяться" что-то вроде мантры запрограммированной свыше на уровне генофонда: всякий проходит, любой сталкивается. Вот только выдерживает не каждый.
Владислав появился минут через десять и направился прямиком к семье, то ли не заметив сына, то ли решив, что тот подождет. Костик вмешиваться не стал. Привалившись к стене, наблюдал за общением со стороны. Хирург Яровой спокоен, собран, вежлив и доброжелателен. Приводит перепуганных родственников в чувство не только грамотно подобранными фразами, но и всем видом. Одним словом, профессионал.
К тому моменту, когда разговор между врачом и родичами больного перешел к стадии благодарностей, Константин вдруг осознал, что таким отцом можно было бы гордиться. По-настоящему гордиться — так, как хотелось когда-то, чего катастрофически не хватало для повышения его детской самооценки. Жаль, всему свое время. С годами этот пункт утратил актуальность, впрочем, и многие другие тоже.
Задумавшись, Константин не заметил, как освободившийся Владислав приблизился к нему.
— Здравствуй. Ты как здесь? — В его голосе соседствуют радость и неуверенность. Костик поднялся.
— Зашел проведать, — ответил на рукопожатие.
Мужчина просветлел — это было видно невооруженным взглядом — и теперь уже сын чувствовал себя неловко, глядя на него.
— Подождешь? Я сейчас, ладно? Минут десять-пятнадцать…
— Только на улицу спущусь. Ненавижу больницы, — кивнул Константин.
— А кто их любит? — Влад понимающе усмехнулся. — Даже мне иногда хочется сбежать.
* * *
Яровой освободился быстрее, чем обещал.
— Куда мы? Присядем или пройдемся? — спросил, найдя сына в беседке возле главного корпуса.
— Пройдемся, — не раздумывая, ответил Костик: для камерного общения за столом настрой явно не подходящий.