Революtion! (Соловей) - страница 97

Но хотя последние на этом «празднике непослушания» были, что называется, сбоку припека, им удалось извлечь немалые политические дивиденды из организованного не ими мероприятия. Националисты ассоциировали себя с выступлением на Манежной и успешно создали впечатление, что именно они выступили его закоперщиком. По горячим следам «восстания Спартака» сформировалось представление о русских националистах как мощной уличной силе. Без обиняков скажу, что это был чистой воды миф. Однако миф успешный, то есть обладающий убедительностью. И убедил он как либералов, так и власть.

В воспаленном испугом сознании последней вырисовывалась апокалипсическая картинка. Вот хитроумные либералы, питающиеся и направляемые «мировой закулисой». У них есть мозги, деньги, массмедиа, связи, влияние. Но нет ударной уличной массовки.

А вот безмозглая, но воинственная масса русских националистов, которую хлебом не корми, а дай подраться – «за расу, и за Одина, и за рабочий класс». И – о ужас! – эти две силы начали объединяться. Во вновь образованном тандеме националистам отводилась роль наконечника копья, тарана, который пробьет кремлевские стены.

Понимаю, что у многих читателей это описание вызовет сардоническую ухмылку, а то и смех. Но я могу абсолютно уверенно утверждать, что для ряда людей в Москве, наделенных властью и доступом к информации, эта фантасмагорическая картинка обладала убедительной силой реальности. (Это, кстати, и есть главный критерий дееспособности мифа: убеждает он в своей реальности или же нет.)

Несколько забегая вперед, скажу, что миф о русском национализме как главной силе уличного протеста вполне может оказаться самосбывающимся пророчеством. До пяти тысяч русских националистов приняло участие в войне на востоке Украины – в Донецкой и Луганской областях. В Россию они вернулись, приобретя военный опыт, закалку и став частью боевого содружества. Соответственно, в случае политического кризиса эти люди могут с успехом участвовать в уличном протесте.

Однако в 2011–2012 гг. русский национализм не обладал подобным потенциалом. А его мобилизационные возможности выглядели откровенно убогими. В чем можно был легко убедиться, оценив численность русских националистических колонн в ходе массовых манифестаций зимы 2011-12 г.: maximum maximorum 2–3 тыс. человек русских националистов на несколько десятков тысяч либеральных хипстеров.

Часть русских националистов была готова к уличному конфликту и даже заряжена на него. Равно как и национал-большевики Лимонова. Но, как известно, бодливой корове бог рогов не дает. Верхушка оппозиции избегала даже намека на решительные действия, а сами по себе националисты и национал-большевики спровоцировать что-нибудь подобное не могли или не решались.