Восьмая палата притихла, но подошли санитары наконец-то и стали привязывать с таким видом, что это пыточная. Ксению уложили и дали таблетку.
Весело, ужасно и одновременно с наслаждением и таким грозным голосом проговорила Ирина Степановна:
— Я начинаю программировать.
Программировала она долго. Пока разбиралась с операторами, с тем, как нужно правильно писать текст программы. Она долго смотрела на пациентов, словно вступила в резонанс. Осознание приходило всем медленно. Только стоны слышны. А ещё стены голые, обшарпанные. Кровати скрипят. Вечер за окном. И что-то подсказывает врачу, что этот резонанс не так протекает.
Ирина Степановна ушла в процедурную. Вернулась со скотчем и принципиально стала отдирать кусок ленты. Куда злость девалось? От души хохоча, она подошла к самой буйной и сказала, показывая скотч и растягивая ленту:
— Сейчас я просто рот заклею и этим вас вылечу. Ты достала меня своей интернет-зависимостью и политикой. Так, проверяем все нейростимуляторы, причём будем проверять каждый день. Нет, три раза в день. Так, что происходит? Почему бунт, я вас спрашиваю. Чья идея поиздеваться? Я же всё равно узнаю, что же приступим к пыткам. Сейчас начнём просто удалять программы в нейростимуляторах. Так, легко и просто решим все проблемы. Так, буйные пациентки…. Так у Железновой язык N скачали? Инновационные технологии используете. А куча синтаксических ошибок. Не запускается ваши программы, а эффекту столько.
Шлемы работали теперь по-другому. Что-то уже начинало меняться, по крайней мере, у зависимых от интернета пациенток игры кончались. Их просто отключили от интернета. Да и вообще всех решили отключить от интернета. И проблемы разом решились.
Какая жалость, теперь уже всё кончено. Такие крики вновь раздались, мол, пытают. Но врачи непреклонные, они стали всё проверять. Чего только не находили. Ой, чего тут только нет: и мусор всякий, и спиртное, и таблетки всякие, ну, как же без этого. Есть тут такая больная, которая мусор любит коллекционировать. Есть алкоголичка с шизофренией. И не одна, а целых три. Вот четыре человека из восьми балдели, а одна могла умереть, ещё двоим тоже было плохо, но не так уж, чтобы критическая точка была.
Софья шла в темной синей куртке и черных джинсах по тротуару. Светят фонари так, словно это звезды. По крайней мере, эффект дежа-вю испытывала Софья и смотрела на дешифровку. Она просто пыталась понять то, что же сегодня за день такой. Она так и не смогла составить прогноз сегодня. Ничего не удавалось: ни правильно обработать результаты наблюдений, с экспертной системой были сбои, чуть рейс не отменили. Она и с пилотами ругалась. Только язык N и спасал: смотришь на исходный текст и успокаиваешься, убеждаясь ещё раз в том, что чтобы изменить мир, нужно самому меняться. В Ксению всегда она верила и поэтому постоянно пользовалась этим компилятором. Она всегда как-то да ощущала того, что с языком что-то не так, что Ксения уже не та. А теперь больно осознавать, что попала подруга в такую переделку.