— Дмитрий Михайлович, монастырь — это муравейник… — ответил Каракозов без энтузиазма.
— Ничего, Сережа, попробуй. Ты знаешь, как это делается.
К вечеру мой кабинет опустел и на несколько дней стал самым тихим кабинетом в прокуратуре.
«Представитель» молдавских колхозов жил в одноэтажном бараке с единственным входом в длинный коридор, по обеим сторонам которого, на равном расстоянии друг от друга, располагались двери в жилые помещения.
Я постучал в одну из них. Ее открыла худенькая, полногрудая женщина лет двадцати пяти, по внешнему облику которой — скуластому лицу, гладким, соломенного цвета волосам, широким плечам и крупным кистям рук — я сразу понял, что она не городская.
— Вам кого? — спросила женщина.
— Яна Карловича.
— Его нет дома…
— Где он?
— Уехал по делам.
— Мне нужно побеседовать с вами. Как вас зовут?
— Галина…
— Дмитрий Михайлович, следователь, — представился я. — Не удивляйтесь.
— Я давно ничему не удивляюсь, — сказала Галина. — Куда едем?
— В прокуратуру. Возьмите с собой документы.
Она надела пушистую шапку, пальто с мохнатым воротником, сунула ноги в красные резиновые сапоги и вслед за мной вышла из барака. Городским транспортом я довез ее до прокуратуры.
— Дайте паспорт, — сказал я, войдя в кабинет.
Галина сунула руку в боковой карман пальто и достала паспорт.
— Вы прописаны в Волосовском районе, а где живете? — спросил я, предложив ей сесть.
Она промолчала.
— Кем вам приходится Ян Карлович Густавсон?
— Как кем? Мужем…
— Ваш брак зарегистрирован?
— Нет…
— Вы давно знакомы?
— Года два.
— Где вы познакомились?
— У меня в деревне. Он очищал для нашего колхоза поля и овраги от ольхи и отправлял ее молдавским колхозам. Там из этой ольхи делали подпорки для виноградников.
— Что же вас сблизило?
— Он жил у нас, платил хорошо, не пил. Потом как-то сказал мне, что не женат, стал ухаживать. О своей жизни рассказывал, будто все время на самолетах летает, и обещал, что я, если за него выйду, буду летать с ним. А что меня ждало в деревне? Лет немало, парней нет. Вот и поймите…
— И вы летали?
— Да, из Ленинграда в Кишинев, из Кишинева в Ленинград.
— А жили где?
— Где придется. Иногда в гостиницах, чаще — у хозяек.
— На каких правах вы здесь?
— Снимаем комнату у старушки. Она уехала к дочери ребенка нянчить.
— Чем еще занимался ваш муж?
— Еще? Покрышки покупал…
— У кого?
— Не знаю. Их привозили по ночам, стучали в окно. Ян одевался и уходил, а я ждала его в комнате. Только один раз я вышла на улицу, потому что его долго не было. Тогда ему привезли сначала три и через некоторое время еще три колеса с белыми покрышками. Никогда таких не видела. Их закатили в сарай. На следующий день Ян отвез покрышки на вокзал. Диски еще оставались, а потом и их не стало.