Хозяина, которого я представлял по описанию Симеона, не было видно, вино принес кудрявый мальчишка, постоянно утиравший нос. Мне захотелось дать ему по рукам, чтобы он не совал их в кувшин. Но я был намерен держаться незаметно и не привлекать внимание. Уселся удобно, и мог наблюдать за хозяйским местом возле винных бочек. На него падал свет от раскрытой двери. На мою скромную особу никто не обратил внимания, а я разглядывал посетителей. Невероятно, что делает здесь Франсуа. Даже вино, ударившее в голову, не заставило меня примириться. Народа под вечер сошлось немало, но латинян среди них не было — еще один повод для удивления. Захаживали греки, левантийцы и всякий темный люд, прикипающий к любой удаче. Харчевня располагалась близ городских ворот, и народ являлся, хлебнуть вина на дорожку. Наконец, объявился хозяин. Он постоянно вертел головой, будто выискивая, куда направить хитрый глаз, или изобразить сладенькую улыбочку, если гость того заслуживал. Он выдал мальчишке подзатыльник — я остался доволен — и встал на его место. Я допил вино и решил, что впечатлений на сегодня достаточно. Стоит хорошо все обдумать.
Я выбрался наружу как раз вовремя, вино дало себя знать. Я обошел харчевню, ища, где облегчиться, и сделал еще одно открытие. За харчевней находился постоялый двор — неприметный с улицы, но просторный — с коновязями для лошадей и верблюдов и домом, где, понятно, размещалась дешевая гостиница для приезжих. Место, несмотря на внешнюю неприглядность, было основательным, и грек с его разбойничьим видом был, должно быть, богатым человеком. Одно часто сочетается с другим. Пока я размышлял и освобождался от выпитого, мимо меня, едва не задев, проследовал Франсуа. Его рассеянность позволила мне остаться незамеченным. Что до меня, я остолбенел от неожиданности. Франсуа спустился по лестнице, ведущей со второго этажа ночлежки. Я бы не поверил глазам — с годами они теряют остроту, но более ему было неоткуда появиться. Он прошел мимо, а я, казалось, разглядел в окне руку, махнувшую ему вслед. От неожиданности я застыл на месте. Я еще видел глаза Франсуа. В них было то самое выражение, с которым он не раз возвращался домой и которое я приписывал божественному вдохновению.
— Эй, старик, что ты здесь забыл? — Я обернулся и узнал хозяина. Бормоча, я стал уходить, но грек, однако, схватил и развернул меня к себе. К несчастью, это было больное плечо, я взвыл от боли и выругался. Этого было достаточно. Я стряхнул руку. Благо, вечер наступил, и лицо мое было скрыто капюшоном.