Я стучала в серую дверь маминого свежепокрашенного в серый цвет дома с серыми воротами и ставнями, когда она выглянула из кухонного окна.
Пройдя в дом, мы с Декс добрались до кухни, состояние которой можно описать словом “разруха”. Я решила сделать бутерброды с сыром и, открыв шкафчик, обнаружила стопку немытого столового серебра – еще одно доказательство угасающего маминого разума. И я снова задала себе привычный уже вопрос: неужели мерзкие отростки, выросшие на коре ее мозга, появились там из-за извечной, съедавшей ее на протяжении всей жизни неуверенности в себе? Могут ли депрессия и низкая самооценка считаться предвестниками Альцгеймера? Как всегда, ответа на эти вопросы у меня не было.
Наверху в кабинете я нашла мамин дневник – вернее, жалкое подобие дневника. Там не было ни единого слова – только картинки и фотографии, от подробных коллажей из снимков семьи до глупых котят, играющих с мотками пряжи. На кухне все так же висела пробковая доска, на которую мама прикалывала самые разные вещи, начиная с обложки старого выпуска New Yorker с надписью “Можно ли двигаться вперед, если идешь назад?” и заканчивая некрологом Фрэнка Синатры.
Стоял вечер, и отлив унес волны далеко к горизонту. Садилось солнце, по камням прохаживалась одинокая цапля. Декс нашла в прибрежных водах морскую звезду нежно-фиалкового цвета и побежала показать ее бабушке, которая стояла на цементной волноотбойной стенке высотой метра в два с половиной. Мама, которую все еще радовали неожиданные находки, с интересом наклонилась к Декс. Декстер потянула бабушку, и та упала вниз, как мешок с песком. Декстер не могла перетянуть на себя бабушку – у нее просто не хватило бы сил. Значит, мама, с ее внимательным взглядом и шапкой белоснежных волос, просто не поняла, как это опасно. В тот день я поняла, что мама может представлять для самой себя опасность. Это падение стало первым в череде странных решений, которые вовремя должна была пресекать сиделка.
СООБЩЕНИЕ НА АВТООТВЕТЧИКЕ, 2001 ГОД
Привет, Дайан, это твоя мама. Хотела сказать, что получила… получил этот красивый… (вздох). Опять я все позабыла. В общем, то, что ты мне посылала. Не могу что-то припомнить, что же это такое было… помню, как должно звучать это слово, но… ох… Гирлянда у меня очень красивая, да… Ну вот, такие дела. Надеюсь, скоро увидимся, и еще раз спасибо. Очень красиво, да. Большое спасибо, Дайан, целую. Пока-пока.
Две мятных конфетки вместо одной
16 февраля 2001 года я прилетела в Нью-Йорк и заселилась в отель “Плаза”. Мой номер был на втором этаже. Там были высокие потолки и широкий коридор. В шесть приехали мои друзья, Кэтрин Гроди и Фредерик Татен. А в семь в дверь постучали, и в номер вошли две жизнерадостные женщины. В руках они держали корзинку, а в корзинке лежал ты. Накрытый голубым одеялком, в голубой шапочке, голубом свитере, голубых митенках и голубых носочках. Да-да, мальчик. Я сразу догадалась. Я с большой радостью забрала корзинку, а заодно и тебя, себе. У тебя были длинные-длинные пальчики, длинные худенькие ножки и ручки и черные глазки-пуговки. А еще – мужественный подбородок! Надеюсь, ты не захочешь стать кинозвездой. Вот, значит, ты какой, мой мальчик. Брат Декстер, мистер Мятная конфетка номер два. Мой сын.