– Позволив мне играть?
– Нет, умолчав о твоей сестре. Подумай: большая часть твоего детства оставалась в их распоряжении. Много времени, чтобы осторожно посвятить тебя в истину, сформировать твою реакцию на нее, и устроить то, чего они хотели больше всего: держать тебя подальше от американского вирусного заболевания, которое, просто дыша посткоммунистическим воздухом, подхватило столько восточноевропейских молодых людей. Но вместо этого они ждали. Но когда у тебя появилась своя голова на плечах, было слишком поздно.
– Не совсем так. Когда я узнала, через что они прошли, я предложила остаться в Болгарии.
– Их счастье взамен твоего. Какие родители пошли бы на такую сделку?
– Я не торговалась. Я говорила серьезно.
– Само собой, так и было. Эмпатия. Самопожертвование. Раннее осознание горя и утраты. Все это довольно типично, потому что «замещающий ребенок» не ждет, что будет центром вселенной. И в этом огромная разница между тобой и Эльзой.
Разница не была такой уж огромной, учитывая, как я выбрала Принстон, зная, что это огорчит моих родителей. И все–таки, было что-то еще в ее последнем высказывании. Прозвучало оно очень лично. Дело не в дедукции – просто точное наблюдение.
– Доктор Пратт, давно вы в Принстоне?
Она поднялась с дивана, подошла к столу в дальнем углу комнаты и взяла бутылку воды со стеллажа, стоящего рядом с ним.
– Будешь?
–Нет, спасибо. – В дипломе на латыни над ее столом было указано ее имя, название университета Джона Хопкинса и год его получения – 1990. – Вы же были здесь в девяносто втором году?
Она открутила крышку и посмотрела внутрь бутылки так, словно прозрачная жидкость содержала в себе молекулы прошлого.
– Моя сестра тоже приходила на терапию?
– Не добровольно.
– Вы имеете в виду, она нуждалась… в помощи психиатра? – Я почти подавилась словами, жалея, что отказалась от воды.
– Тогда я так не думала. Но университет был не согласен. Ты слышала о Голых Олимпийских играх?
Похоже на дионисийскую версию Олимпийских игр.
– Имеют ли они какое-то отношение к древней Греции?
– К сожалению, нет. – Мое предположение позабавило ее. – Это традиция Принстонского университета. Точнее, была ею до 1999 года, когда попечительский совет запретил ее. Каждую зиму, в ночь первого снегопада, второкурсники обнаженными бежали вокруг Рокфеллер Колледжа, во внутренний двор Холдера, а оттуда в город, врываясь в магазины и рестораны. В зависимости от опьянения мог последовать секс, вандализм, ведущий к арестам, преступления и даже госпитализации.
– Но моя сестра не была второкурсницей.