Когда я поднимаю голову, ее лицо становится сплошной закрытой маской, а голова вздернута вверх.
— Очевидно, Себастьян был неправ насчет тебя. Я только что потеряла лучшую подругу. Я не в настроении становиться кормом для какой-то дрянной бульварной цыпочки. Ты можешь уйти.
— Моя подруга подсунула мне это в шутку, — говорю я низким голосом, стараясь не обижаться, но гнев девушке уже вернулся на место, отражаясь в ее безразличном взгляде. Но грусть в ее глазах затрагивает что-то очень глубокое внутри меня.
Я убираю блокнот с ручкой обратно в карман моего плаща и развязываю ленточку на шее. Держа перекинутый плащ в руках, я сдвигаю маску и извиняюще улыбаюсь.
— Мне кажется, справедливо будет узнать, кто задает тебе вопросы. Я — Талия... И я знаю, что такое потерять близкого тебе человека.
Девушка, немного прикрыв глаза, с интересом поворачивается в мою сторону.
— Кого же ты потеряла?
— Я потеряла того... кто был мне как сестра... когда мне было тринадцать. Ее звали Амелия.
Я ни с кем не говорила о смерти Амелии. Слова вылетают сами собой, и я начинаю хрипло рассказывать, словно переворачиваю страницы старого фотоальбома, открытого после долгих лет глубокого хранения. Моя тетя отказывается обсуждать тот вечер. Полагаю, что для нее это очень болезненно, поэтому мы никогда не говорим об этом.
Слезы блестят в глазах Мины.
— Может ли что-то облегчить эту боль?
Я сажусь рядом с ней на подоконник и встречаю ее взгляд полный страдания.
— Боль постепенно притупляется, с каждым годом ее становится меньше, но мне трудно позволить уйти чувству вины.
— Ты каким-то образом ответственна за это? — глаза Мины расширенны, в темных глубинах плещется сочувствие.
Я сжимаю губы вместе.
— Нет, но я все равно чувствую, словно могла что-то сделать, чтобы это предотвратить.
Ее плечи слегка опускаются.
— Я точно знаю, что ты чувствуешь.
— Наркотики способствовали смерти Амелии, — говорю я, наблюдая за выражением лица Мины, которая начинает отводить взгляд в сторону, но я по-прежнему продолжаю: — Поэтому это объединяет тебя и меня.
Она резко вскидывает голову, возмущаясь:
— Не наркотики убили Саманту!
— Тогда что же, скажи мне, Мина. Мое чутье подсказывает, что есть что-то большее в истории, которая официально сообщалась. Твоя соседка по комнате не торговала наркотиками, так ведь?
Выражение крайней вины отображается на лице Мины перед тем, как она прижимает руки к лицу и бормочет:
— Мы не хотели делать этого. Боже, это все моя вина, что она ушла, но я не могу ничего говорить.
Я убираю ее руки от лица, наклоняясь, чтобы заглянуть в глаза.